Если лошадь вам говорит, что вы псих, то это так и есть.
После трёх лет, проведённых в семействе Медведей, Машенька возвращалась домой. Короб, в котором она сидела, мерно покачивался на спине Михайло Потапыча, главы семьи. Машенька по пояс высунулась из короба, и, в восторге от открывающегося с почти трёхметровой высоты вида радостно вопила "Высоко сижу, далеко гляжу!", но Михайло Потапыч игнорировал такое вопиющее нарушение маскировки. В конце концов, ребёнок едет домой...
Уже на подходах к деревне Михайло почему-то встревожился, замедлил шаг и принюхался. К знакомым запахам леса примешивалось ещё что-то. Что-то, что он очень хотел бы забыть - да вот не получилось. Машенька собралась спросить его о внезапной перемене в настроении, но не успела - через полдюжины медвежьих шагов деревня показалась из-за поворота. Остатки деревни. Стоять остались считанные хижины, большинство ныне лежало грудами углей, подчас ещё дымящихся. Машенькина улыбка застыла на лице, став скорее оскалом. Михайло Потапыч осторожно снял с плеча короб, поставил на землю и взглянул девочке в лицо - та не реагировала. Лишь курносый носик, казалось, жил своей отдельной жизнью, внюхиваясь в окружающее, безнадёжно ища живых. "А она многому от нас набралась", промелькнула в лохматой голове медведя странная мысль. Он приобнял девочку своими огромными лапами, и та, словно сорвавшаяся пружина, подскочила к нему и зарыдала, уткнувшись носом в бурый мех. Михайло стоял неподвижно, лишь в голове крутились воспоминания многолетней давности, воспоминания, заполненные этим же запахом. Запахом дыма, крови и смерти.
Шум, донесшийся из одного из полуразваленных домов, заставил Машеньку поднять голову, и, вывернувшись из медвежьих объятий, стрелой помчаться на звук. Её спутник неторопливо поковылял следом, надеясь на то, что это всего лишь какая-то упавшая утварь. Надежды не оправдались.
Старейшина деревни сидел за столом, уронив голову на руки.
- Овсей!, позвала его девочка, и тот поднял голову, выставив на всеобщее обозрение то, что раскалённое железо может сделать с глазами.
- Машенька, ты? А мы вот... Нет больше Малинянки...
- Но кто?..
- Царёва дружина, вестимо. Царь опять с медведями поцапался, ну и всех, у кого с ними мир - сама видишь.
- Так это что ж?...
- Не из-за тебя это, внучка, - перебил её старик, - нашему миру с косолапыми лет поболе, чем тебе будет. Уходить тебе надо. А я... Я тут лягу. Набегался. Устал.
С этими словами бывший старейшина бывшей деревни дёрнул ворот рубахи, пробежался пальцами по рёбрам и, непонятно откуда выскочившей в руку свайкой угодил ровно между шестым и седьмым. Слева. Его обезображенное лицо, выражавшее мрачную решимость, разгладилось и посветлело.
Старика положили в подполе, набросав сверху камней, чтоб не добрались трупоеды.
- Ну, и куда ты теперь? - пророкотал Михайло.
Машенька, дочь кайгуси и лесоруба, будущая предводительница Восстания Когтей, поправила красную беретку и ответила деду:
- К бабушке. Если и с ней что-то не так, то я совсем одна на свете останусь... А там посмотрим. Дай-ка мне воон то лукошко, я хоть что-нибудь тут соберу. Негоже к старейшей клана Лесорубов с пустыми руками идти.
...Волколак-опричник, поставленный следить за дорогой, ведущей в земли клана Лесорубов, поморщился от нехорошего предчувствия...
Constantine Muhin
Уже на подходах к деревне Михайло почему-то встревожился, замедлил шаг и принюхался. К знакомым запахам леса примешивалось ещё что-то. Что-то, что он очень хотел бы забыть - да вот не получилось. Машенька собралась спросить его о внезапной перемене в настроении, но не успела - через полдюжины медвежьих шагов деревня показалась из-за поворота. Остатки деревни. Стоять остались считанные хижины, большинство ныне лежало грудами углей, подчас ещё дымящихся. Машенькина улыбка застыла на лице, став скорее оскалом. Михайло Потапыч осторожно снял с плеча короб, поставил на землю и взглянул девочке в лицо - та не реагировала. Лишь курносый носик, казалось, жил своей отдельной жизнью, внюхиваясь в окружающее, безнадёжно ища живых. "А она многому от нас набралась", промелькнула в лохматой голове медведя странная мысль. Он приобнял девочку своими огромными лапами, и та, словно сорвавшаяся пружина, подскочила к нему и зарыдала, уткнувшись носом в бурый мех. Михайло стоял неподвижно, лишь в голове крутились воспоминания многолетней давности, воспоминания, заполненные этим же запахом. Запахом дыма, крови и смерти.
Шум, донесшийся из одного из полуразваленных домов, заставил Машеньку поднять голову, и, вывернувшись из медвежьих объятий, стрелой помчаться на звук. Её спутник неторопливо поковылял следом, надеясь на то, что это всего лишь какая-то упавшая утварь. Надежды не оправдались.
Старейшина деревни сидел за столом, уронив голову на руки.
- Овсей!, позвала его девочка, и тот поднял голову, выставив на всеобщее обозрение то, что раскалённое железо может сделать с глазами.
- Машенька, ты? А мы вот... Нет больше Малинянки...
- Но кто?..
- Царёва дружина, вестимо. Царь опять с медведями поцапался, ну и всех, у кого с ними мир - сама видишь.
- Так это что ж?...
- Не из-за тебя это, внучка, - перебил её старик, - нашему миру с косолапыми лет поболе, чем тебе будет. Уходить тебе надо. А я... Я тут лягу. Набегался. Устал.
С этими словами бывший старейшина бывшей деревни дёрнул ворот рубахи, пробежался пальцами по рёбрам и, непонятно откуда выскочившей в руку свайкой угодил ровно между шестым и седьмым. Слева. Его обезображенное лицо, выражавшее мрачную решимость, разгладилось и посветлело.
Старика положили в подполе, набросав сверху камней, чтоб не добрались трупоеды.
- Ну, и куда ты теперь? - пророкотал Михайло.
Машенька, дочь кайгуси и лесоруба, будущая предводительница Восстания Когтей, поправила красную беретку и ответила деду:
- К бабушке. Если и с ней что-то не так, то я совсем одна на свете останусь... А там посмотрим. Дай-ка мне воон то лукошко, я хоть что-нибудь тут соберу. Негоже к старейшей клана Лесорубов с пустыми руками идти.
...Волколак-опричник, поставленный следить за дорогой, ведущей в земли клана Лесорубов, поморщился от нехорошего предчувствия...
Constantine Muhin