«"Сэндвич" - так называют на западе правильную критику. Сначала похвали, потом покритикуй, в конце снова похвали. Два хлебушка, между ними - яд. Булочка с тараканом. Конечно, съесть булочку с тараканом - как-то повеселее, чем просто съесть таракана, однако народ знающий уже при сладостном заходе напрягается и ждет. "Ах ты дрянь такая! Сколько мать горбатилась, а она, ты посмотри что ты наделала!! Кто теперь будет кастрюлю отмывать, а, тебя спрашиваю?? И что ревешь? Думать надо было! Да нет уж, отмоет она, как же, давай уж сюда, сама сделаю. Криворукая, эх, надо же. Ну хватит, хватит, что нюни распустила. Давай, не реви-ка. Иди сюда. Да не сержусь уж, не сержусь. Иди обниму. Ты ж моя сердешная, на мать-то не злись, не злись. Ну давай, слезки вытрем, вот так, ты ж у меня такая умница, красавица, мамина радость, дай обниму". "Что значит не знаешь? А врать тебя кто научил? Эх вот за вранье накажу, будешь знать. Сиди дома, не пойдешь никуда. Вообще не пойдешь, все каникулы. А вот никак. Прощения проси, тогда может передумаю. Что значит не виноват, а кто виноват? Проси прощения, или никуда не идешь. Будет он тут мне дерзить. Нда. Слушаю. И в чем же ты виноват? Давай-ка расскажи. А врал зачем? И почему я должна тебя простить? Еще так будешь делать? А если сделаешь, знаешь, как будешь наказан? Ну вот то-то. Иди сюда, дай обниму. Только помни, чтоб больше ни-ни, обещал. Эх, голова твоя пустая, и за что мне такой достался. А ведь люблю-ж дурака, все ж для тебя, ты ж мой свет в окошке и есть, что ж ты так с матерью, ох вот и я плачу, сыночек-ты мой, охохо, любимый мой". "Ну иди, поцелуй бабушку. Что набычилась-то, как не стыдно, бабушка тебе подарков привезла, гостинцев всяких, а она фордебачится. Ну вот молодец, обними бабушку. Вот же Марь Степанна, какая красавица и умница внучка-то ваша, ее и в школе все хвалят. Да и мальчишки, благо что молодые еще, прям проходу не дают. Красавица растет. А танцует как! Ну-ка покажи бабушке. Ну что ты зажалась вся, вчера вон танцевала ничего. Вот, смотрите, Марь Степанна, танцует же - ах. Может балериной будет, ножки какие стройные, а добрая, все матери с отцом помогает, за братиком ходит. Иди сюда, Ленок, давай обниму. Красавица ты моя!" А потом всю жизнь, "Красавица какая!" - а плечи сжались. "Любимый мой" - окаменел. "Дай обниму" - оттолкнул презрительно, ушел. Отталкиваем булочки с изюмом. Пайка любви, принятия, восхищения. Купленная за унижение, ложь, терпение, боль. Навсегда отравивших ее. Навседа обозначивших ей цену.»
"Сэндвич" - так называют на западе правильную критику. Сначала похвали, потом покритикуй, в конце снова похвали. Два хлебушка, между ними - яд.
Булочка с тараканом.

Конечно, съесть булочку с тараканом - как-то повеселее, чем просто съесть таракана, однако народ знающий уже при сладостном заходе напрягается и ждет.

"Ах ты дрянь такая! Сколько мать горбатилась, а она, ты посмотри что ты наделала!! Кто теперь будет кастрюлю отмывать, а, тебя спрашиваю?? И что ревешь? Думать надо было! Да нет уж, отмоет она, как же, давай уж сюда, сама сделаю. Криворукая, эх, надо же. Ну хватит, хватит, что нюни распустила. Давай, не реви-ка. Иди сюда. Да не сержусь уж, не сержусь. Иди обниму. Ты ж моя сердешная, на мать-то не злись, не злись. Ну давай, слезки вытрем, вот так, ты ж у меня такая умница, красавица, мамина радость, дай обниму".

"Что значит не знаешь? А врать тебя кто научил? Эх вот за вранье накажу, будешь знать. Сиди дома, не пойдешь никуда. Вообще не пойдешь, все каникулы. А вот никак. Прощения проси, тогда может передумаю. Что значит не виноват, а кто виноват? Проси прощения, или никуда не идешь. Будет он тут мне дерзить. Нда. Слушаю. И в чем же ты виноват? Давай-ка расскажи. А врал зачем? И почему я должна тебя простить? Еще так будешь делать? А если сделаешь, знаешь, как будешь наказан? Ну вот то-то. Иди сюда, дай обниму. Только помни, чтоб больше ни-ни, обещал. Эх, голова твоя пустая, и за что мне такой достался. А ведь люблю-ж дурака, все ж для тебя, ты ж мой свет в окошке и есть, что ж ты так с матерью, ох вот и я плачу, сыночек-ты мой, охохо, любимый мой".

"Ну иди, поцелуй бабушку. Что набычилась-то, как не стыдно, бабушка тебе подарков привезла, гостинцев всяких, а она фордебачится. Ну вот молодец, обними бабушку. Вот же Марь Степанна, какая красавица и умница внучка-то ваша, ее и в школе все хвалят. Да и мальчишки, благо что молодые еще, прям проходу не дают. Красавица растет. А танцует как! Ну-ка покажи бабушке. Ну что ты зажалась вся, вчера вон танцевала ничего. Вот, смотрите, Марь Степанна, танцует же - ах. Может балериной будет, ножки какие стройные, а добрая, все матери с отцом помогает, за братиком ходит. Иди сюда, Ленок, давай обниму. Красавица ты моя!"

А потом всю жизнь,
"Красавица какая!" - а плечи сжались.
"Любимый мой" - окаменел.
"Дай обниму" - оттолкнул презрительно, ушел.

Отталкиваем булочки с изюмом.

Пайка любви, принятия, восхищения.
Купленная за унижение, ложь, терпение, боль.

Навсегда отравивших ее.
Навседа обозначивших ей цену. (с)

@темы: диагностика состояния

---

МАМИН БОРЩ

Считается, что мужчины - лучшие повара. Возможно, но я живу в мире, где на кухнях царствуют женщины, и первое самостоятельное приготовление борща по маминому рецепту напоминает обряд инициации. Кто-то проходит посвящение, кому-то не везет. Я из вторых.

Свой первый борщ мне довелось приготовить в студенческом общежитии среди таких же, как я голодных сверстников, оторванных учебой от родного дома и города. Хотелось чего-то домашнего, так милого сердцу и желудку, а что может быть более домашним чем борщ? Казалось, воспроизвести рецепт, впитанный с молоком матери, не составит большого труда.
Спустя два часа из кастрюли на меня подозрительно смотрела бурая кипящая жижа: картофель полностью разварился и упал на дно, на поверхность горячими пузырями периодически выбрасывало крупные полоски капусты и одинокую луковицу, которая тут же тонула в пене. Было в этом бурлящем вареве что-то психоделическое, вспомнились кадры с инопланетным океаном из фильма Тарковского «Солярис», и меня охватило пронзительное чувство одиночества, смешанное с желанием немедленно вернуться «на Землю» -- домой, к маме.

«В шестнадцать лет никто не умеет готовить борщ», -- успокаивали старшие подруги -- специалисты по подгоревшей яичнице и бутербродам. В их словах был резон. Конечно, я слышала от бабушки удивительные истории о том, что в далеких деревнях девочки семи лет от роду уже вовсю жарили котлеты, крутили голубцы и ловко управлялись с тестом, но мне, человеку, путавшему дуршлаг с ситом, подобные кулинарные навыки казались чем-то запредельным.
Страх перед борщом преследовал до двадцати лет. Нет, я любила борщ, ела его в неограниченных количествах, когда приезжала домой на каникулы, но приготовить не могла, даже не пыталась. Психолог назвал бы это блоком, а если есть блок, значит нужно искать ключ.

Ключ нашелся сам собой - я влюбилась и, как это часто бывает, захотела сделать для любимого человека что-то невообразимо приятное. Мы уже полгода жили вместе, и жареная картошка семь дней в неделю порядком надоела.
-- Хочу борща! – твердо заявил он.
Я мысленно собрала чемодан.


-- Что? Борщик? Моя девочка решила сварить борщик! -- радостно щебетала мама с экрана монитора. – Как хорошо, что есть Skype. Сейчас всё расскажу, покажу и у тебя получится! Главное -- не нервничать… Э… Твой дома? Нет, и слава богу. Начнем.

Возьми охлажденные куриные бедра, штуки три хватит, хорошо промой, положи в трехлитровую кастрюлю и залей водой на две трети емкости. К ним добавь целую очищенную от кожуры луковицу и пару зубчиков чеснока. Бульон примерно час должен вариться на минимальном огне, тогда получится прозрачным, насыщенным. Пока варится, очисти три-четыре небольшие картофелины, одну большую луковицу, морковь и свеклу. Белая консервированная фасоль есть? Прекрасно. Лук измельчи, морковь натри на терке. Разогрей сковороду, налей постное масло. Положи в сковороду лук с морковью и пассеруй до нежного золотистого цвета. После влей к пассерованным овощам стакан томатного сока и прокипяти, помешивая, минут пять-шесть. Всё, заправка готова, оставь ее пока. Берись за белокочанную капусту. Нарежь тонкими полосками… Что значит не умеешь? Тогда бери специальную терку. Капуста в борще должна выглядеть красиво. На обычной крупной терке натри свеклу. Да, на той же, что терла морковь… Так, теперь внимание! Бульон готов. Осторожно достань из него куриные бедра, положи в тарелку остывать. Сваренные лук и чеснок вылови и выброси. В бульон добавь картофель, порезанный дольками, и пару лавровых листьев. Как только бульон снова закипит, вводи капусту, овощную заправку и фасоль. Осторожно перемешай. Потом добавь свеклу, она почти мгновенно сварится, но не потеряет цвет, и борщ получится ярким… Попробуй, что получилось на вкус? Добавь соли и чуть молотого черного перца. Нет, лимонную кислоту я не добавляю. Знаю, что многие так делают, а я нет. Вполне хватает кислинки томатного сока… Так, теперь бедрышки, они уже остыли. Разбери их, отдели мясо от костей, поруби его кусочками и отправь в кастрюлю. Сразу за мясом вводи измельченную зелень: укроп, петрушку, базилик. Плотно накрой кастрюлю крышкой и погаси огонь. Пусть полчаса постоит - овощи дозреют, но не разварятся, сохранится цвет и прозрачность бульона… Всё, можно подавать.

Квартира наполнилась ароматом, который помнила с детства. Только сейчас поняла, что борщ – нечто большее, чем просто еда – это атмосфера.
Любимый с наслаждением вдохнул легкий запах чеснока, любуясь ярко рубиновым цветом супа, добавил в тарелку сметану и медленно перемешал. Свежий багет, покрытый тонким слоем сливочного масла, аппетитно хрустнул. Вслед за ним в рот отправилась порция желанного яства.
-- М-м...
-- Вкусно?
-- Да! А можешь еще пирожков испечь? Из пышного теста, с мясом.
-- Конечно, -- улыбнулась я, непроизвольно поглаживая крышку ноутбука. (с)

@темы: голова - в нее едят

---

БЕЗОПАСНЫЕ ЛЮДИ

С возрастом привыкаешь к довольно узкому кругу людей, которых считаешь своей стаей.

С кем-то вы связаны нитями общей памяти, пройденными дорогами, выпавшими молочными зубами.

С другими – радостью знать друг друга еще по почерку, по парте, кривому росчерку в тетради в клеточку, где поля – под линейку, а мечты – под копирку, и пройдет еще много лет, прежде чем вас разнесет в разные стороны, но вы все равно останетесь теми, кем были «до» – живыми, смешными, нежными, беспричинно счастливыми, безусловно любимыми, безоружными, чистыми.

С третьими – познакомились совсем недавно, уже за тридцать, за сорок, но как-то сразу основательно и прицельно: похожие шрамы, опыт, взгляды на жизнь, цели и чувство локтя.

В этих связях и в этих людях ценишь и бережешь не громкость имени и количество страниц в поисковой выдаче, а крепкое знание, что с ними не нужно врать. Подстраиваться под их представление о тебе, бояться из него вывалиться, не дотянуть – что отклеится ус, заблестит на жаре нос, съестся помада и некрасиво размажется по нижнему веку тушь, прости Господи.

Я всегда очень четко различаю для себя, с кем — о работе, пирогах и книгах, а перед кем – вывернуться наизнанку, к кому – приползти с выдранным клоком шерсти, попросить пожалеть.

Очень чувствуется, для кого ты статичный образ, счастливый и сильный (крайне редко имеющий нечто общее с реальной тобой), а кто – готов принимать тебя и в горе, и в радости, и в остатке и в сладости, и в невыносимой легкости – и в невыразимой тяжести бытия.

Это – безопасные люди. Люди, которые знают цену доверию и боли, молчанию и активным действиям, словам и поступкам, уместным в данный конкретный момент.

Люди, при мысли о которых не становится муторно от заранее известной реакции, годами разыгрываемой как по нотам: хмыкнуть, скривиться, уйти в нотацию, закатить глаза.

Вот таким, из последних, проще не сказать, чем потом объяснять, продираясь через упреки, как через розарий, поминутно останавливаясь, чтобы перевести дух, не слететь с катушек от раздражения, выковырять шипы.

Ты живешь один раз, и однажды тебе перестает быть нужным, чтобы кто-то постоянно указывал тебе, что ты делаешь не так – пусть даже из самых светлых и искренних побуждений.

Подобная «доброта» хуже самого токсичного растворителя – не дает никаких опор, но все больше расшатывает и мешает; звуковыми помехами врывается в твой эфир, цепко хватает за ногу чувством вины и силками «надо». «Слушай сюда, слушай меня, я тебе говорю как лучше, и чтоб перед людями не стыдно было» – и внутри мгновенно включается заглушающий «белый шум», и так жалко становится времени, потраченного впустую.

Спасибо, не надо – не надо такой доброты, такой навязчивой пелены советов со всего света, замшелой экспертности с вышедшим сроком годности, отсылок к великим книгам и авторам ни о чем.

Мы теряем такт и забываем, что если не спрашивают, не просят – то и оценки твои не нужны, потому что ситуация, в которой другие варятся, имеет с тобой так мизерно мало общего: если ты во что-то сам не вложился – деньгами ли, другими ли какими ресурсами, и особенно – если не рисковал чем-то для тебя важным, не ставил на кон, не проходил вместе с тем, кому советуешь, через груз сумасшедшей ответственности и стресса, то не надо тогда лезть за праздничный стол без спроса, тянуться руками к самому сахарному калачу.

Говорить потом: ой как вкусно, но можно было бы и вкуснее, запомни, Марфа: будешь в следующий раз работать с тестом – зови меня.

Как я уже когда-то писала, “у тебя есть время и право чувствовать то, что ты чувствуешь, какими бы «неудобными» и «некрасивыми» эти чувства ни были.

Никто не может говорить тебе «расслабься», пока не напрягся до той же степени. Не влез в твою шкуру.

Ты, и только ты знаешь, чего тебе стоит происходящее, каких сил.

«Хочешь мне помочь – скажи, что ты через это уже проходил и выжил. Или просто подойди и обними меня, но не обесценивай мою боль своим “ой да ладно”».

Безопасные люди – те из твоего окружения, с которыми разговоры – не спарринг на ринге и не интеллектуальные игры на «слабо», не словесный пинг-понг «ну давай, удиви меня, переплюнь» и не волшебный коктейль из юмора и сарказма. Все это может быть, но в те спокойные и сытые времена, когда тебе в кайф, и сил поёрничать и покуражиться более чем в достатке. Но вот когда не смешно, а темно, и непонятно что за окном, и беззвездно небо – идешь не за блеском елочной мишуры, а за тем, что поддержит и напитает; к тем, кто выслушает и поймет, а главное знает: все пройдет, не всегда – бесследно, но –

«Ты точно справишься, я тебе говорю. А пока – иди сюда, дай я тебя обниму. Обниму, мою хорошую, – и подую…»

(с) Ольга Примаченко
#Безумный_Шляпник

@темы: магические инструменты

---

"Кирпич"

– Кошку – нельзя. Собаку – нельзя. Хомяка – нельзя. А кого можно?
– Никого.
– Почему?
– Потому. Не маленькая уже – соображать должна.
– Что соображать?
– То!
– Раньше было нельзя, потому что маленькая.
– Не делай из матери идиотку!
– Я и не делаю.
…
– Хотя бы лягушку?
– Нет.
– Червячка?
– Нельзя.
…
– Ну пожалуйста!
– Не беси меня!
…
Катя осторожно закрыла за собой дверь и спустилась во двор.
…
Посреди двора лежал кирпич – раньше Катя его не видела.
– Ты чей? – заговорила Катя с кирпичом.
– Ничей. Бросили меня.
Кирпич был красно-рыжий, из обожженной глины, весь в сколах и выщербинах, один край сильно отбит. Катя протянула руку, кирпич пугливо сжался, попятился, глядя на Катю.
И все-таки позволил себя погладить – желание ласки одолело страх удара.
Катя расплела с головы ленту, привязала к кирпичу – получился поводок.
– Теперь ты мой. Я тебя не брошу.
Девочка пошла по двору, кирпич захромал следом.
…
– Тебя как зовут?
– Никак меня не зовут.
– Я буду звать тебя Жора.
…
– Зачем ты притащила в дом кирпич?
– Ему было плохо. Это не простой кирпич. Это Жора. Он будет жить с нами.
…
Кирпич жадно лакал молоко из блюдца. Недоверчиво скашивал назад то один, то другой глаз, не прекращая лакания. Девочка восторженными глазами смотрела на него, не веря в свое счастье.
…
– Вдруг он больной?
– Он не больной! Он хороший. Его бросили!
– Хороших не бросают.
Катя не ответила.
…
Мама запнулась о кирпич и долго, с вдохновением ругалась.
– Он хотел поиграть с тобой, – оправдывала его Катя.
Жора заполз под диван и затаился.
…
В отличие от матери, отец не замечал его вовсе, не веря в способность глины ощущать жизнь. При появлении отца Жора забирался на подоконник и тихо лежал там, рассматривая движение уставших людей, бредущих далеко внизу по земле.
…
На ночь Катя укладывала кирпич на своей подушке и, обняв его, сразу же засыпала беззаботным детским сном.
Кирпич лежал рядом и глядел на спящую Катю преданными глазами. Осторожно выбирался из-под ее руки, спускался на пол и бродил по квартире – наблюдал прекратившееся существование семейства, испытывая редкое для себя удовольствие безмятежности.
Перед рассветом он возвращался к Кате, ложился в ногах и засыпал.
…
Утром мама находила красно-рыжие следы на полу и привычно ругалась.
Она ругалась, что из-за кирпича везде пыль, и не продохнуть, и что, наверное, кирпич медленно их убивает.
…
Однажды отец проснулся ночью и увидел напротив неподвижный темный силуэт.
Он нащупал в темноте тапок и швырнул. Жора ушел в комнату Кати, и утренние красно-рыжие следы появляться перестали.
…
Жора старался не попадаться на глаза, днем он предпочитал лежать под диваном, изредка выбираясь на подоконник – посмотреть на жизнь.
…
Как-то раз отец пришел домой раньше обычного. Раздраженный. Злой.
Жора был на кухне, пил воду из миски. Проскользнуть в комнату Кати незаметно от отца он не успевал.
Отец увидел его. Жора припал к полу и ждал, поняв, что будет дальше.
– Что ты тут прикидываешься живой тварью? Кирпичи не пьют воду!
Он вдруг пнул Жору, вложив в удар давно копившуюся ненависть к поддельной жизни, и запрыгал на одной ноге. Лицо его оскалилось от боли и бешенства.
– Паскуда! Вы видели – он сломал мне палец!
– Папа, это ты его пнул.
Катя подняла Жору и, прижимая к груди, убежала к себе, заперлась.
Отец ворвался. Он выдернул кирпич из рук Кати и затряс им в воздухе.
– Это кирпич! Всего лишь кирпич. В нем нет ничего живого. Это мертвая, бесчувственная глина.
Пальцы отца впились в твердый керамический бок с нечеловеческой силой и начали крошить. Кирпич сжался в руке, чувствуя, как разрушается его тело, и, не имея сил вытерпеть боль этого разрушения, начал скрючиваться, сминаться, ища новое положение и форму своей жизни и не находя их. Он побелел от боли. Отец распахнул окно и бросил кирпич вниз.
…
Сердце Кати оторвалось и полетело в бесконечную, бездонную пропасть.
…
Катя побежала следом в эту пропасть, с каждой ступенькой исчерпывая остатки надежды, с каждым пролетом проваливаясь в страшное, неминуемое.
Большое красное пятно на треснувшем асфальте запечатлело последнее движение жизни и мгновенно наступившую за ним неподвижность. Мелкие кусочки обожженной глины лежали, разметавшись, заполнив собой все вокруг. Нашлось несколько обломков покрупнее. Катя принялась складывать их друг с другом, но они не соединялись, разваливаясь в бесформенную кучу. Тихие слезы текли по Катиному лицу, мешая видеть новый мир. Она отодвигала их руками, и лицо ее делалось красным от потеков кирпичной пыли.
…
Дворник Галактион принес старую ненужную коробку от обуви и помог собрать останки.
…
Девочка с крепко прижимаемой к груди ношей села в поезд.
Некоторые из людей замечали ее, удивлялись, что такая маленькая девочка едет одна, порывались заговорить, расспросить или даже помочь. Но подойдя и заглянув в ее глаза, поспешно уходили прочь.
Александр Феденко

@темы: сказки (цикл рассказов про чудеса)

---

"Такое странное отношение к продуктам своего труда бывает у людей, которые не любят себя. Причем, речь идет не о привычной и знакомой вам самооценке, а о том, что сидит очень-очень глубоко в вас, предусмотрительно не показываясь на поверхность сознания.
Логика глубинных мотивов может быть такова:
"Я знаю, как это делалось, какие трансформации проходили с этими продуктами, и поэтому я не хочу это погружать в себя". База - глубинный страх изменений.
"Мне говорят, что я готовлю хорошо, но в глубине души я в это не верю. Я вообще не верю, что могу что- то сделать хорошо". База - неверие в себя, свои возможности.
"Я знаю, что вкусно готовлю и я не достойна есть эту пищу". База - отвержение себя и глубокое чувство вины. Первопричину чувства ищите в том периоде, вслед за которым все это началось.
"Я не могу уничтожать созданное моими руками". База - сильнейшая боль и чувство вины за созданное и уничтоженное. Например, сделанный аборт. Или, непрощение себя за преданное или недоделанное дело. Например, ушла с любимой работы.
А также, классический перенос эмоционального порядка. Например, вы когда-то что-то приготовили и елисобирались поесть, а в этот момент произошло что-то очень сильное и травмирующее - известие о смерти, измене, просто очень обидные прозвучали и т.д.
Какова бы не была причина, она довольна серьезна. Не исключено, что это - первый звоночек подкрадывающейся депрессии, причем депрессии настоящей, не настроения, а именно болезни. К тому же, описанный вами симптом стоит в одном ряду, с так называемыми, пищевыми неврозами и заболеваниями, типа анорексии и булимии. Не хотелось бы, чтобы болезнь подкралась незаметно. Очень советовала бы вам обратится к хорошему психотерапевту"
Елена Шубина

@темы: голова - в нее едят

---

Странный страх, странный страх
Он не прячется в кустах,
Он не воет под луной,
Не лежит в могиле.
Странный страх, страшный страх
Не в червях, не в пауках,
Не в костях, не в черепах
Не в загробном мире.
Страшно странностью скрипя
Он во мне таится.
Он боится сам себя
И меня боится.
Странный, бестолковый
Он во мне сутулится.
Он боится школы
И боится улицы.
Он боится вечности,
Он боится прошлого,
И оладьев гречневых,
И гостей непрошеных,
И ворон непуганых,
И вещей неглаженых,
И внезапной ругани,
И того, что скажет кто.
Я люблю свой страх такой
Странный и особый.
И беру его с собой,
Не бояться чтобы.

ЦЯ

@темы: стихи

---

Понты первого порядка: купить большую дорогую машину и Ролекс, читать Коэльо, презирать Донцову, любить худую блондинку с сиськами.

Понты второго порядка: купить маленькую стильную машинку и Ланжин. Читать Умберто Эко. Презирать Коэльо, любить ироничную брюнетку.

Понты третьего порядка: ездить на метро и такси, потому что так быстрее и дешевле, носить Свотч, читать Анну Гавальду, выключать воду, когда чистишь зубы. Никого не презирать, потому что это разрушает карму. Никого не любить, потому что ты еще не встретил своего человека.

Понты четвертого порядка: продать квартиру, машину и Ланжин. Поехать в Тибет, достичь нирваны, любить всех.

Понты высшего порядка: вернуться из Тибета, никому ничего не рассказывать, купить большую дорогую машину, на досуге читать Донцову, время смотреть на телефоне, любить маму своего ребенка. Осознавать, что любое быдло с Коэльо может оказаться достигшим нирваны Буддой.

В. Пелевин

@темы: магические инструменты

---

Как узнать, хороший ли ты маг?
Ты маг? Ты жив? Значит, ты хороший маг.

Десять хитрых магов в нижний мир попасть хотели,
Один забыл закрыть портал, и их осталось девять.

Девять хитрых магов круг чертили между сосен,
Один халтурил, не замкнул, и их осталось восемь.

Восемь хитрых магов в склепе увидали тень,
Удрали все, один упал, и их осталось семь.

Семь хитрых магов замышляли злую месть,
Один про откуп позабыл, и их осталось шесть.

Шесть хитрых магов научились исчезать,
а появиться вновь из них сумели только пять.

Пять хитрых магов заклинания творили,
Один напутал все слова, осталось их четыре.

Четыре хитрых мага колдовали до зари,
Один уснул лицом в котел, и их осталось три.

Три хитрых мага добывали волчий корень,
Один нарвался на волков. и их осталось двое.

Двое хитрых магов дзен ловили между льдин,
Тот, кто послабее был, замерз, остался лишь один.

Маг огляделся и взгрустнул, что не с кем куролесить,
Вздохнул, перевернул часы, и вот их снова десять!

constantine.muhin

www.facebook.com/constantine.muhin?eid=ARD3wlHI...

@темы: магические инструменты

---

Стать наконец взрослой-это значит есть че дают.
Когда я была маленькой девочкой, тоненькой, как спичечка и такой же зажигательной, то страстно не любила котлеты.
Еще манную кашу, рыбу и спать днем, но котлеты особенно сильно.
А кушать нужно было хорошо. Это вообще было одним из условий счастливого детства внучек тех бабушек, что пережили войну. С таким спорить сложно, ибо это опыты на живых людях, а не статейка из психологического журнальчика.

И я таки ела эти котлеты. Ну как ела, ковыряла вилкой в мясе до победного, каждый раз пытаясь увильнуть от сытного обеда. Крошила эту бедную котлету на наночастицы, препарировала биточки, пока взрослые были заняты своим делом. Про меня иногда забывали и в этот краткий миг бесхозности я тихо линяла из кухни, юркая, как счастливчик, сбежавший из Шоушенка. Или звала дикого, но симпатишного кота Тишку (угольно-черный окрас, темперамент сиама, в прошлой жизни боец без правил), который сметал все за рекордные три секунды и просил добавки.
Но удача светила мне не всегда. Чаще под бдительным взором бабушки и родителей (их почему-то особенно) приходилось запихивать в себя ненавистный фарш. Как правило к тому времени уже конкретно холодный, от чего еще более отвратительный.

Это была настоящая пытка едой. Ритуальная. Потому что мои ручки-веточки и одни глазки на худесеньком лице говорили старшим о том, что деточка таки недоедает. А деточка доедала и искренне страдала от чересчур шустрого метаболизма, который, собака серая, таки к зрелым годам выровнялся и даже слегонца захватил лишнего.
Отдельной строкой шли воспитатели детского сада, которые хотели сдать пятилетку в три дня, сделав из нас румяных и красивых колобков. Их девизом было:"Что не день, 100 грамм, что не день 100 грамм, а то и 150"(с). И они очень старались впихнуть невпихуемое в ряды таких же доходяг, как я.
Котлеты в меню были всенепременно, что окончательно загоняло за флажки. Шансов ретироваться из столовой неслышною тенью, повторяя домашний трюк, не было никаких, котов в садиках не водилось. Государственные машины они такие цепкие. Приходилось есть. Героически.

Спасал корпоративный дух: страдали как правило все сидящие за столом (вкусовые пристрастия малолеток обычно идентичны и так из года в год, поколение за поколением) и это как-то утешало, даже сплачивало. Предтеча тимбилдинга. Узники в коротких штанишках крепились и мужественно жевали. Только иногда как-то особо отчаянный самоубивец откидывал столовый прибор в знак протеста, с вызовом смотря на воспитательниц. Мол всех не перекормишь! Орленок-орленок... и далее по тексту.
Но его шустренько возвращали в строй и заставляли питаться. Тогда государству тоже нужны были новые налогоплательщики, здоровые и выносливые.

А потом прошли годы, я попала в родильный дом, настоящее такое казенное заведение с соответствующим персоналом. На стыке эпох (как сейчас выясняется), 2001 год, колорит и антураж прилагался. И это обстоятельство как-то заново открыло для меня домашние котлеты. Тут сложно сказать, что именно сыграло роль: стресс или... стресс. Скорее первое. Еда государственного учреждения тоже скатализировала процесс.
И я прониклась, я поняла суть.
Котлеты-это еда. Она вкусная и питательная, её надо есть горячей, по крайней мере теплой, отрезая по кусочку и блаженно жмурясь. В ковырянии котлет нет никакого смысла, еще меньше его в раздаче со стола разным толстым животным. Кесарю-кесарево, слесарю-слесарево. В смысле к питанию должен быть дифференцированный подход. Котлеты-людям, кошкам "Вискас", Слава труду, Зина отдыху, ну или чего они там любят.
Короче снизошло. Вот ты и стала совсем взрослой, Оксаночка.

@темы: диагностика состояния, голова - в нее едят

---

Но есть же ещё и другая сторона медали
Надень шапку. Откуда это все во мне, ведь я танцевала на барной стойке. Ну ладно, пусть не на барной, пусть не на стойке, но танцевала.
Меня не взяли в стриптиз только по причине залета, простите, замужества.

И вдруг "Надень шапку, ты поел?" Спасибо, что не "Ты покушал?", хотя я к этому стремлюсь семимильными шагами.
Я не была такой, автостопом могла ездить вплоть до беременности. Причем уже второй. А сейчас дорогу перехожу строго на зелёный свет. Ладно, что ещё пока бесит до дрожи, когда называют по имени и отчеству. Муж знает и называет.

Они вообще команда конечно, трое из ларца одинаковы с лица. Дети и отец их *мать их*. Раньше седые волосы мне делали сплоченным коллективом, один за всех и все за одного. Сейчас выросли, возмужали, особенно старшенький (44 годика, совсем большой) и добивают меня по очереди. Но кладут ровненько, стежок к стежку, без пробелов.
Да так, что я все чаще вспоминаю это самое раньше.

Подумаешь, накупить всякой фигни в отделе игрушек и под кровать спрятать, чтобы мать не заругала всех троих. Старшенький тот вообще очень старался, ездил тайком в секс-шоп. Один славатебегосподи. Сыпал и подливал мне конский возбудитель во все, что пьется и жуется. Разнообразил супружескую жизнь, тибозимой. Эффект потрясающий-изжога. Ну еще я в порыве страсти и психа могла игрушки для взрослых в камине сжечь, в назидание.

А еще бывало так, что упрутся они на целый день куда-нибудь в дальние дали, без телефонов и катафотов, чтобы абонент не абонент. Сыграй мамка в игру "обзвони все морги". А дети и отэц всего лишь хомяка покупали (хотя хотели змею), но не купили. Потому что красивые ножички важнее.
Но, как оказалось, это были еще даже не цветочки и не листики.

А я ведь в мезозой тоже зажигалочкой была, отличница, вырвавшаяся на свободу. Выкаблучивала песни и пляски имени Мэрлина Менсона так, что мама моя только протяжно, навзрыд в спину шептала "Надень шааапку". И крестила мелко мелко.
Только потом что-то бумкнуло, и меня назначили взрослой в этом балагане, потому что кнопка "мать-перемать" не выключается и не западает даже по личной просьбе кнопковладелицы. Как оказалось. (с)

@темы: дочки-матери

---

Когда у человека есть куча проблем, это может выглядеть по-разному:
- Куча проблем, а человек под ней лежит.
- Куча проблем в мешочке на плечах.
- Куча проблем, на ней сверху трон, и человек сидит на нём.
- Куча проблем в доме на проходе в коридоре.
- Куча проблем в кладовке.
- Куча проблем перед входом в дом.
- Куча проблем в лесочке возле дома.

Некоторые в своей куче проблем работают, а некоторые на куче проблем женятся или выходят замуж. (с)

@темы: магические инструменты

---

Удивительное свойство т. н. "культурного" человека: когда ему предъявляют некое произведение, не важно что - картину, фильм, песенку или текст, он немедленно начинает со страшной скоростью рыться в картотеке у себя в голове: а на что это похоже? Как только находится нужная карточка, он вздыхает облегчённо, закидывает ногу на ногу и сообщает своё Мнение: "Неплохо - в стиле Брейгеля, но не Брейгель, конечно". Или "беспомощное подражание Бродскому". Или "фу! Да это же какой-то владимирский централ!"
Если же вдруг случается, что нужная карточка никак не находится, он начинает нервничать и дёргать за рукав тех людей, у которых есть карточки вообще на всё, то есть знатоков искусств: "А это Искусство или поделка? А нравится это мне или не нравится? А это вообще что?"
Если бы он спросил об этом человека некультурного, тот бы ему ответил: "Да это же дрисня какая-то по стенке размазана!" А знаток искусств авторитетно объяснит зачем эта дрисня, почему, и в русле какого течения она туда надристана.
И человек тогда успокаивается, заводит в голове новую карточку и чувствует себя ещё более культурным.
Впрочем я и сам такой же.

© Дмитрий Горчев

@темы: всякое

---

ИЗ БИБЛИИ ДЛЯ ДЕВОЧЕК

«В начале Бог сотворил женщин. Поэтому женщины могут размножаться даже, если не будет мужчин (хотя это сложно и безрадостно). Потом Бог из женщин сделал мужчин. Поэтому у мужчин есть соски, которые им совершенно не нужны.

Мужчины созданы, чтобы женщины не думали только о себе, чтобы было кого послать туда, куда не стоит ходить самой, чтобы любовь была разнообразнее, веселее и интереснее. У мужчин неимоверно большой, выпяченный наружу и никак не защищённый клитор и такое же самолюбие. С ними надо обращаться деликатно и не замечать, что соски им ни к чему.

Никогда не надо напоминать мужчинам, что у них не бывает менструаций. У них на этой почве комплекс неполноценности. Некоторые мужчины даже устраивают войны, чтобы пролить свою и чужую кровь.

Мальчики убеждены, что Бог — мужчина. Разубеждать их бесполезно, а для себя надо знать, что Бог не мужчина и не женщина, но уж если с кем-то сравнивать, то Бог, скорее, девочка — умная, беззащитная, не агрессивная, смелая, добрая, без груди и месячных, зато с большим чувством юмора. Дай Бог каждой девочке быть такой».

См. "Юмор": yakov.works/1/2/04_yumor/000000_oglavlenie_yumo...

@темы: бог-иньское

---

А по ночам, когда дворец засыпал, королева тайком пробиралась на кухню, разжигала очаг и варила борщ.
Ну так, для души.
И только кот её при этом понимал.
"Быть понимающим в этой жизни - это очень важно", всегда думал кот, зажёвывая очередную порцию колбаски. (с)

@темы: всякое

---

Тень Черного Зверя,
Наталья Черныш

Odor di femmina * (запах женщины)


… один из главных способов отбора поло-
вого партнера у них основан на запахе.
Воспринимаются запахи нервными окон-
чаниями, расположенными в перегородке
носа, ближе к кончику (улавливающий
запахи орган был назван «вомер»). В
отличии от привычной функции обоняния
они «ловят» половые запахи, исходящие
из под мышек и паховой области. При
этом владельцы их не осознают – инфор-
мация о приятном запахе понравившегося
партнера проходит сразу в мозг. Эта
функция появляется у особи самой пер-
вой, в первые же месяцы существования
эмбриона.
Доказано, что самцы и самки выраба-
тывают разные секреты. У последних
запах считается более сильным и дейст -
венным, нежели у первых. Железы, выра-
батывающие и источающие половой сек -
рет самки это - ложбинка между грудя -
ми, ключицы, шея и половые органы.
( НИИ морфологии млекопитающих АН)


Они уже с утра стекались на Игры. Возбужденные, взбудораженные, предвкушающие и опьяненные будущим удовлетворением лихорадки в крови. Мужчины, женщины, молодые, старые, пресыщенные этой жизнью, мечтающие о другой, но не способные что-либо изме-нить, разве что в бредовом угаре очередного наркотика. Все они стекались на запах крови и смертей, собирались, как собираются окрестные гиены и стервятники к месту смертельной схватки.
Консул не был бы консулом, если бы не знал желаний избравшей его толпы и не умел управлять ею в своих интересах, щедро раздавая хлеб, зрелища и удары кнута, для напоми-нания кто есть кто. Толпа – дикое и подлое животное, которое не составит труда прикормить и заставить служить хозяину на пользу. Главное – не дать ей выйти из сытого опьянения осуществленных желаний, не дать задуматься. Толпе так мало нужно для осознания себя счастливой.
Консула боготворили.
Дром заполнился до отказа. Разносчики с лотками сновали по рядам, предлагая на выбор: еду, напитки, программки и рекламу достоинств участников Игр. Почти сразу после занятия мест, пришедшие принимались заключать пари и делать ставки, пользуясь небольшими яр-кими экранами с клавиатурой перед собой.
Этих бойцов всегда выводили последними. Они были сладким экзотическим десертом, будоражащим пресыщенные чувства толпы, приводя ее в бешеный восторг. Народ терпеливо просиживал до трех по полудни, покорно смотрел прочие зрелища, предвкушая грядущее вознаграждение безучастным нервам. Ожидание стоило того. Более чем.
Ради них пропитавшийся баррелями крови – некогда белый, а к полудню уже черно-бурый – песок арены меняли на свежий. Для них рабы возводили гигантскую конструкцию на глазах заворожено урчащей, захмелевшей от кровопролитий и ожидания удовольствия, публики. Отработанно скоро рос на арене прямоугольный помост на крепких опорах. Он был из нескольких рядов досок железного дерева (каждая из которых удержит стадо взбесившихся мастодонтов), которые не дадут бойцам провалиться вниз, как бы те не старались. В самих досках были посверлены крохотные отверстия – воздухотоки.
Комики первого сорта изо всех сил пытались занять народ самыми лучшими шутками, слоняясь по проходам между рядами, но люди слушали их в пол уха или не слушали вообще, поглощенные деланием ставок на победителя, на первое увечье, первую кровь и первую смерть.
- Граждане! – вскричал распорядитель, привлекая внимание. Дром под невесомым купо-лом затих, внимая. - Встречайте! – Трибуны взревели.
Их выводили под барабанную дробь из разных концов арены на цепях боевые андроиды.
Самцы в плотных респираторах медленно и степенно шли за поводырями, глядя исклю-чительно перед собой. Со стороны могло показаться, что они не совсем понимают, где и за-чем находятся, настолько заторможенным был их движения. Здоровенные бугаи, пригибае-мые к земле не цепями, а горами чудовищно развитых мышц. Они излучали величавое спо-койствие и мощь гигантов, не имеющих себе достойных противников другого вида. Тяжелые веки флегматично полу прикрывали глаза, порождая опасную иллюзию миролюбия этих сонных гигантов.
Их ничто не волновало: ни рев трибун, ни летящие на песок или прямо в них, поверх за-градительных решеток, цветы и куски еды, ни то, что их опять куда-то ведут, пробудив от спячки. Казалось, упади сейчас перед ними кусок неба, они преспокойно его обойдут, даже не вздрогнув. Ровная безмятежность правила ими.
Служители, соблюдая меры безопасности (т.е. проверив, не открыты ли прежде времени воздухотоки), завели самцов на помост. Там с бойцов сняли цепи и респираторы, оставив лишь широкие ошейники, где золотыми гвоздиками были выбиты их клички: «Разрываю-щий живьем» и «Неистовый». После чего служители покинули арену.
В оглушительной тишине все ждали. Наконец, публика за оградой, по которой метался замкнутый ток, с очарованным вздохом услышала скрип отодвигаемых заслонов с воздухо-токов на помосте.
Это был сигнал.
Русоволосый и смуглый равнодушно застыли напротив друг друга после пары арнов оз-накомительного обнюхивания издалека. Интереса ни тот ни другой друг у друга не вызвали.
Первый был новичком из питомника Септима Квиста. Два и пятьдесят даммов росту и двести с лишним нэров мощи, молодости и дремлющей ярости тестостерона. Русоволосый чуть повернул голову к суматошно пахнущей и беснующейся яркой массе по ту сторону ог-рады.
Второй выходил на бой уже в шестой раз - настоящий рекорд - гордость и краса консуль-ского питомника. Он не поднимал глаз от пола, и на его застывшем, как статуя, теле шевели-лись лишь трепещущие ноздри влажного, неоднократно ломаного носа.
Тут и первый учуял Запах. Его юные ноздри впервые втянули самый желанный и сладкий Запах на свете. Запах теплой пьянящей волной растекся по телу изнутри, кружа голову, вызвав ускорение кровотока и ватный гул в ушах. Новичок моргнул. Моргнул быстрее, втягивая воздух. Их сонливость таяла, как лед в кипятке, на глазах зачарованно застывшей публики.
Они все чаще и чаще втягивали Запах, поводя носами, пока не опустили их книзу. Запах опутывал сознание плотной сетью, подминая под себя и порабощая. Запах, желаннее которо-го нет. Запах возбужденной течной самки, готовой к немедленному спариванию с самым достойным. С Победителем.
Их мышцы забугрились ожившими под кожей змеями. Глаза налились кровью и сузились до крохотных щелочек в свирепой гримасе. Мир исчез. Были лишь Он, зовущая Самка и стоящий между ними Враг.
Все смешалось в котле арены: боль, страсть, кровь, ненависть, пот и желание. Русоволо-сый и смуглый, еще арн стоявшие неподвижно, как статуи в садах консула, одновременно бросились в атаку и сплелись в смертельный клубок рук, ног, клыков, бронетел в их перво-зданной открытости. Клубок с хриплым взрыком, оглушительным ревом, придушенным рычанием катался по отполированному множеством тел помосту. Иногда, они на долю мгновения застывали порознь - истекающие кровью, израненные, ненавидяще глухо и прерывисто дыша сквозь багровую пелену, - чтобы тут же сцепиться вновь.
Экраны на высоких столбах, вдоль всего Купола дрома, детально показывали борцов, по-вторяли в замедленном воспроизведении особо красочные моменты или применение корон-ных приемов. Экраны поменьше, размещенные перед каждым из зрителей, попискивали, демонстрируя запрограммированные фрагменты боя, соответствующие сделанным ставкам. Но на них сейчас почти никто не обращал внимания – все были слишком захвачены схваткой. Динамики, вмонтированные в нужные места, создавали эффект диджитал – про, усиленно передавали малейший вскрик, стон, хруст и рокочущий взрык, приводя толпу в состояние, близкое к экстазу.
Публика на трибунах получала удовольствие, сравнимое, разве что с наркотическим, и чувствовала себя богами, державшими судьбы мира в своих изнеженных руках. У многих в углах рта текли белые струйки пены и закатывались белки глаз, многих сидящих в креслах били судороги.
Смуглый с размаху бросил тело врага на белее, чем кожа дворянки, песок арены, перело-мив тому позвоночник об колено. И тут же припал к одному из отверстий, откуда струился густой, терпкий до дурмана Запах. Короткие когти длинных сильных пальцев бессильно скребли помост из прочнейшего железного дерева, за которым призывно скулила пахучая самка.
Зрители сполна насытились зрелищем. Распорядитель вновь оказался на высоте, угодив всем без исключения. Народ начал расходиться, спеша к кассам за выигрышами. Что может быть интересного в том, как убирают труп и уволакивают с арены беснующееся упирающее-ся животное?
Андроиды деловито вышли на арену. Старший выстрелил поводок-цепь, защелкнувший-ся намертво на ошейнике твари. И рванул к себе: подобные рывки помогают некоторым осо-бям прийти в себя, выйти из-под воздействия гормонов на короткий срок, вполне достаточ-ный для транспортировки животного в клетку.
Смуглый устоял на полусогнутых ногах. Его лишь отклонило животом кверху, а другой бы на его месте давно отлетел к стене с центра. Чудовищно взбугрились мышцы, вступив в противоборство со сталью и моторами. Как веревки в шторм, натянулись жилы мощной шеи, способной составить конкуренцию колонне.
- К ноге! – приказали ему. – Лежать!
Андроиды объединили усилия, теперь они могли бы уволочь небольшой островок. Смуглый дрогнул и, моментально, вцепился в помост всеми четырьмя конечностями, вернув себе устойчивость.
Запах. О-о-о этот Запах! Уверенно интуитивный аромат с дивными нотами желтой фре-зии и холодными акцентами белого перца. Как же он манил к себе! Как обещал и как ма-нил!.. С каждым вдохом плавились кости, мозг и кожа, превращаясь в кипящий кисель. Раз-ве в силах кто-нибудь устоять перед таким Запахом? О-о, как он соблазняет и манит! В его сердце сплелись иланг-иланг, дамаскская слива и сладкая груша, более чем естественно со-единяясь с трепещущей ванильной орхидеей.
Запах! Запах! Запах!!!
О-о-о-у-у-у-у-у-а-а!... Запах самки приказывал без промедления прийти и взять ее, утвер-див свое право победителя и отца всеми известными способами.
Запах приказывал идти. Запах вытеснил все мысли, чувства, желания и даже инстинкты, все, кроме одного. Основного.
Что может сравниться с Ним?! Так умирающий от жажды рвется к воде, замерзающий – к огню, а утопающий – к воздуху, без которого лопаются его легкие.
Смуглый с хриплым ревом мотнул шеей и, звонко столкнувшиеся меж собой, андроиды разлетелись в разные стороны, получив травмы схем, несовместимые с работоспособностью – настолько сильным был удар.
Избавившись от помех, он снова припал к отверстию, ища виновницу удовольствия.

@темы: сказки (цикл рассказов про чудеса)

---

Подарки
Люблю получать подарки по любому поводу. Особенно люблю странные подарки. Иногда эти странные подарки аукаются мне по полной.
Много лет назад, когда еще по земле ходили динозавры, и информацию можно было узнать или от умных людей, или из умных книжек, а не из интернета, попросила меня знакомая председатель колхоза помочь в постановке диагноза на свиноферме и посоветовать, чем спасаться, а то хворь какая-то неведомая косила поголовье под корень. Оказалось, что я читала об этой новомодной болячке и помогла с диагнозом и соответственно с лечением и профилактикой. Поголовье спасли и восстановили, меня объявили умнейшим ветеринаром (вот как полезно читать новейшую литературу и интересоваться новостями ветеринарии). Обычно молодые врачи редко оказываются правы, но мне повезло в тот раз.
И через месяца 2 к моему дому подъехала большая машина, груженая всяким скарбом – благодарность за помощь в развитии отечественного свиноводства. А благодарность выражалась в: мешки с овощами, яблоками, туша свиньи и….. ящик с чем-то противно визжащим. Визжали поросята. Мне, блядь, подарили ПОРОСЯТ!!!! Я только второй день, как въехала в новокупленный дом, еще вещи не распакованы, а мне ПОРОСЯТ привезли!!! У меня даже сарая нет, да что там сарая, у меня и навеса во дворе нет никакого, и забор от соседей трухлявый вот-вот свалится, зато у меня ПОРОСЯТА, сука!
Знакомых свиноводов нет, деть свинячих детей некуда, заниматься с ними некогда – жопа какая-то. Обзваниваю всех знакомых (мобильников тогда тоже не было, на стационарный телефон не каждому дозвонишься сходу) и прошу помочь с пристройством свинопоголовья в количестве два штука – абсолютно все считают, что это прикол, потому что поросята стоят больших денег и просто так их никто не отдает в «добрые ручки», как сейчас говорят. Подозреваю, что знакомые считают, что я тронулась умом, и у меня началось обострение. Я еще, как дурочка, говорю, что они такие хорошенькие, красивенькие (я думала, что это будет весомым аргументом в пристройстве свинок). Короче, свиней я в тот день так и не пристроила, пришлось оставить их на веранде. А эти курвы еще и верещат, не затыкаясь, они ведь жрать хотят, а у меня нет свинской еды, у меня вообще никакой нет, кроме хлеба и колбасы. Хоспидя, они орали до часу ночи и не давали никому спать! В начале второго все на нервах, дети себе капризничают, муж себе бубнит и высказывает все, что он думает о свиньях и свиноводах, у меня состояние «убейте меня об стену», а эти все орут. Но материнский инстинкт берет свое, детям надо выспаться – иду на веранду и сажусь в кресло, беру поросят на ручки, и они ЗАСЫПАЮТ! Вот твари вероломные!!! Так и спали до утра гаденыши у меня на коленях. А у меня затекли все выступающие части организма, потому, что не двигаться 5 часов в сидячем положении, что бы не разбудить свиней, это мой маленький подвиг. Под утро я все-таки их опустила на пол, сама пошла на диванчик примостилась в доме и вырубилась мертвым сном. А когда проснулась, пожалела, что это сделала – свиньи разнесли к хуям всю веранду и подняли своими маленькими розовыми лычами пол, сделали подкоп и пошли шароебиться по двору. Потом мы их с полчаса ловили по всему двору (верткие твари, хочу заметить), опять забаррикадировали на веранде и я пошла по соседям искать хоть какого завалящего свиновода. Нашла, долго объясняла, кто я и почему интересуюсь его подсобным хозяйством, с горем пополам объяснила и принесла ему это свинство. Мужик прихуел, не верил своему счастью и искал где-то подвох. Видимо решил, что я точно придурок полный, раз свиньями разбрасываюсь направо и налево, но поросят приютил. Все остались счастливы.
А через время сосед припер нам свежины и объявил нас соседями года.
Вот такие бывают подарки странные. Елена Остудина

@темы: всякое

---

Игры Престолов

www.adme.ru/tvorchestvo-kino/12-realnyh-lyudej-...

@темы: всякое

---

Легла спать.
Пришел муж за носками, хлопал ящиками, зная фарватер, не помогало. Искал, на удивление нашел. Уехал дочери за компьютером.
Легла спать.
Пришел сын за носками. Хлопал ящиками, не зная фарватера. Искал, не нашел, пришлось подсказать. Ушел на "Последний звонок".
Легла спать.
Позвонил номер не из записной книги, оказалась учительница. Искала *носки* сына. Ответила, что ушел.
Легла спать.
Зашла кошка, игнорируя носки в ящиках, пролезла за тарелкой с тортом на столе.Табуном забежали котята.
Выгнала стадо.
Легла спать.
Вернулись дочь и муж, с компьютером, топали, как слоны, не смотря на то, что в носках.
Легла спать.
Заходил муж, снимал носки, трусы и джинсы. Переодевался. Хлопал ящиками, запихивал все обратно.
Легла спать.
Зашла дочь. Сказала:" Мама, извини, мы уже все подключили". Искала диски. Нашла, ушла.

Встала, налила чаю, пока шла обратно до комнаты, второй раз наткнулась на дочь в спальне с новой партией изъятых дисков.

Легла спать.
Родственники очень громко устанавливают игры на новом компьютере. Слышно на все два этажа. Крепилась.
Легла спать.
Зашел муж, искал роутер. Хлопал ящиками *с носками*. Нашел. Ушел.
Легла спать.
Таксомотор Маня внезапно заголосила на кого-то постучавшего. Кинула в нее носками.

Встала. Достала ремень, надела носки. Ушла мстить. (С)

@темы: дуракаваляние и курощение

---

Запах сумерек

Она безошибочно узнала его в толпе – у него не было запаха. Выпавший элемент паззла, глухое пятно, область абсолютной пустоты. От него пахло затхлой одеждой, домом, в котором он жил, лесом, через который он шел, зверем, которого он убил, но не им – не им самим, не уникальной комбинацией тканей, гормонов, бактерий и опыта. От него не пахло ЧЕЛОВЕКОМ.

Он тоже почувствовал ее и замер, поводя ноздрями, как хищное животное. Умерев девственником, он иной раз гордился, что знает иную, подлинную – как он считал – сторону женщин. Не то, что снаружи, и даже не то, что внутри – то, что познать гораздо сложнее, чем презираемые им вагины… вкус женщин. Запах, который играючи лизнул его в самом сердце городского праздника, разбудил в нем давно похороненные инстинкты. Он почувствовал ее – эту великолепную, чистую, благоухающую кровь. Она была слишком хороша, она могла исходить лишь от невероятно прекрасного существа. Он уже убивал таких – он позволил им остаться прекрасными навсегда. Но эта была настолько великолепна, что он поклялся себе растянуть удовольствие.

Запах то терялся, то вновь возникал, и он понял: его ведут. Запах этот не сумели перебить ароматы кетчупа и жареной картошки, он ощущался словно не человеческим и даже не вампирским обонянием, а чем-то внутренним, подлинным, темным, звериным. «Я чувствую ее своей сутью, сутью зверя!» - восхищенно подумал он и бросился в омут поиска. Она путала следы, дразнила его, ее маршрут был полностью иррационален и несинхронен внутреннему движению толпы. На каком-то открытом участке, кажется, позади карусели, он окунулся в это облако красоты с головой и даже не сразу понял, что хорошо бы посмотреть, от кого исходит гипнотическая кровавая аура.

Он был разочарован тем, как… как мало в ней крови –она была слишком миниатюрна. Невысокая девушка с каким-то совершенно обыкновенным лицом, болезненно бледная, в медицинской маске – а ведь он не заметил оттенков болезни в ее запахе! – и с коротко обрезанными взъерошенными волосами.

Она посмотрела на него. Небольшие, темные, непроницаемые глаза. В углу левого глаза наметилась и тут же разгладилась морщинка - она улыбнулась. Он был ошарашен. Множество раз за сегодняшний день женщины бросали на него взгляды, полные интереса, влечения, любования – в конце концов, он был фантастически хорош собой и пользовался этим до тех пор, пока сообщество вампиров не вынудило его отказаться от человеческой крови… а, впрочем, и после. Но в ее взгляде, пристальном, в упор, он не ощутил ничего.

Через секунду она слилась с толпой, а в ноздри ему ударил запах помойки и алкоголя, исходящий от неряшливо одетого мужчины с огромным мешком.

***

Проходили дни, недели, Белла не отдавала себе отчета в том, какой на календаре день, чувствовала себя отвратительно, но врача вызывать не рисковала – пошли бы слухи. Эдвард уже долгое время не звонил, не отвечал на звонки, никак не давал о себе знать, и ситуация неопределенности нервировала. План рассыпался на кусочки, а Белла отнюдь не располагала бесконечным запасом времени. Смерть стояла слишком близко, Эдвард – слишком далеко. Он, как и смерть, знал, где ее искать.

В конце концов, она сама показала ему путь, возвращаясь домой настолько медленно, что для вампира это выглядело как приглашение.

В конце концов, она сама пригласила его – достаточно прямо. Она опасалась, что воспитанный в традициях девятнадцатого века Эдвард совершенно не адаптировался к новому формату отношений между мужчинами и женщинами. На третьем свидании он, опустив глаза, спросил, почему у нее короткие волосы. «Мы в двадцать первом веке, дурачок!» - рассмеялась она. Теперь Белле казалось, что в этот момент он мог заподозрить ее в излишней осведомленности.

Он вообще вел себя крайне нервно, то пытался контролировать каждый ее шаг, то шарахался в сторону и исчезал на несколько дней. Белла начала думать, что стоило бы выследить вампира посерьезнее, но и встречу с Эдвардом можно было назвать не более чем счастливой случайностью.

Нервотрепка усиливалась потому, что Эдвард ни в коем случае не должен был быстро понять, что она больна, и уж тем более – НАСКОЛЬКО она больна. Белла предполагала, что реплики в духе «не могу, милый, прости» без дальнейшего объяснения только подогревают интерес Эдварда, но сам он несколько затянул театральную паузу. Ей приходилось постоянно поддерживать свой «фантастический аромат», а влюбленному вампиру не стоило обнаруживать ее парфюмерную лабораторию. Она уничтожила все, что намекало на ее исследования природы вампиризма и вечной жизни, лаборатория располагалась в подвале отдельно стоящего гаража, но запасы компонентов подходили к концу, а некоторые их них необходимо было заказывать за границей.

Наконец романтической лунной ночью скрипнуло окно, в душную комнату Беллы ввалились запахи июня, влажной земли, хвои и поп-корна, на пол мягко приземлился ночной хищник, сияющий вампир по имени Эдвард.

Ловушка захлопывалась.

- Я не сплю, дорогой, - сказала она.

- У тебя бессонница? А я так мечтал посмотреть на то, как ты спишь…

- Боюсь, не вышло бы, - Белла мягко улыбнулась, чуть протянула руку ему навстречу. - Мы, женщины Свон, чуткие и тревожные. Моя прапрабабка однажды чистила во дворе сливы и почуяла странный запах – знаешь, в нем было что-то злое, жестокое… Словно нечеловеческое. Но и не звериное. Даже сквозь аромат слив ощутила, представляешь? Она не раздумывая обернулась, швырнула в него сливы, а они были такие скользкие, сочные… В общем, в тот день она спаслась от убийцы юных девушек.

Ответная улыбка Эдварда была снисходительной. При любом удобном случае Белла, по-детски наивно лепеча, бомбардировала его историями о насильниках, убийцах и тиранах, всячески подчеркивая, что он-то не такой. Видимо, рассказанная ночью, очередная история особенно впечатлила его.

- А вдруг я тоже – убийца юных девушек? – спросил он.

- Пусть, - Белла напустила на себя серьезный вид. – Я люблю тебя даже таким.

Он вдруг отстранился и посерьезнел.

- Белла, я должен…

- Ты должен следовать своей природе, милый. Я знаю, кто ты. Я верю. Обрати меня, мы всегда будем вместе…

Сказалось напряжение последних нескольких дней – фраза вылетела внезапно для самой Беллы, как срывается «я люблю тебя» или «давай займемся сексом» в мучительной, но еще не высосавшей силы обстановке.

- Нет! – Эдвард буквально отскочил от нее, и какое-то время они кружили, словно кошка с мышкой, что выглядело со стороны невероятно комично.

Белла гонялась за ним по комнате, а он не очень-то убегал, притянутый фантастическим запахом ее крови и возникающими чувствами – к тому же он действительно испытывал что-то вроде вины. Она говорила, что он не такой, говорила это столько раз…

Очередное метание кончилось тем, что Белла поранила руку – на самом деле стерильный осколок стекла был заранее заготовлен как крайняя мера. Она не была уверена в том, что Эдвард успеет остановиться вовремя, но многочисленные медицинские процедуры сделали ее стойкой к боли, физическим мучениям и виду крови – она настраивала себя, что не отключится. Полгода назад она не была уверена в существовании вампиров, месяц назад – в том, что дело выгорит, а теперь оставалось лишь выжить. События могли развиваться по одному из трех сценариев – либо все пойдет по плану (сейчас или позже), либо Эдвард испугается и сбежит в леса навсегда, а она умрет от рака крови, либо он убьет ее прямо здесь. Первый вариант нравился Белле больше остальных, но в нем оставалось слишком много допущений, и, согласно теории вероятности…

***

- Что я сделал? Что я наделал?

Белла пришла в себя. Окружающий мир рухнул, пузырился кровавым болотом. Инфекция проникала в ее тело, она зависла между мирами – больше не человек, еще не труп, определенно не вампирша.

- Охренеть, - от неожиданности сказала она, и желтые глаза Эдварда округлились. По его щекам пролегали кровавые дорожки.

Слезы! Белла понимала, что он укусил ее, по какой-то причине остановился, но не «причастил» - не дал ей своей крови. Осколок был зажат у нее в руке, но возможно ли быть быстрее вампира – теперь, когда она не только больна, но и обескровлена? А вот слезы подходили.

- Ничего, любимый, ты не виноват, ты пытался быть хорошим… - она подтянулась ближе к нему и прикоснулась губами к окровавленной щеке.

Капли было достаточно. В следующую секунду он оттолкнул ее и тут же сложился пополам, как человек, мучимый приступом язвы желудка. Его прекрасное точеное лицо исказилось, и на пол хлынул черный поток. Проблевавшись, Эдвард поднял голову – теперь он стал гораздо больше похож на настоящего, древнего, жуткого вампира.

- Ты… отравила меня!

- Ты же сам меня укусил, разве нет? А сколько раз ты получал то, что хотел, убийца юных девушек? – издеваясь, спросила Белла.

Ей подумалось, что хорошо бы успеть снести бывшему возлюбленному голову, но комната шаталась, пульсировала, зрение то невыносимо фокусировалось, то вновь все растворялось в тумане. Кровь онкобольной женщины убивала вампира, но никак не могла убить окончательно.

«Лаборатория не пострадает», - подумала Белла и потянулась наощупь к канистре с бензином, припрятанной под кроватью. Крайние меры – это ее стиль.

***

Запах гари был ужасен. Белла отлежалась в специально оборудованной лаборатории, куда не проникали запахи внешней среды, к тому же теперь она расходовала в разы меньше кислорода. Однако оказавшись на поверхности, она едва не задохнулась от жуткой вони над обгоревшим остовом ее дома. От искусственной крови подташнивало – очевидно, ее дороговизна была не единственным побочным эффектом. Но, что еще хуже, у кострища стояло трое полицейских и ее мать.

Увидев Беллу, она закричала.

- Мам, я в порядке. Я не знала. Я уснула в лаборатории, - Белла отбивалась от матери, явно намеренной задушить ее в объятиях.

- Мы только что обнаружили тело, мисс Свон, и полагали… - начал полицейский, но Белла перебила.

- Тело? У меня дома? Этого не может быть! Черт побери, вы служитель порядка – и в вашем гребаном городе в дома честных граждан залезают всякие… поджигатели! Он что, курил в моей постели?

Полицейские что-то говорили, мать рыдала, а Белла думала – мама ела сендвич, у нее дома теперь две кошки, вон тот полицейский, который блондин, изменяет жене с мужчиной… Дивный новый мир, наполненный запахами и знанием, раскрывался перед ней.

- Мам, я думаю, у меня ремиссия. И новые линзы.

***

Основательница парфюмерной марки The Flame Swan редко появлялась на людях, но если появлялась – то шокировала не меньше, чем ее авторские ароматы, совмещающие в себе то запах пепла и хвои, то – ландышей и лекарств. Было во всем, что создавала Белла Свон, что-то нечеловеческое, что-то, воспринимаемое не обонянием, а древними, рудиментарными органами, существование которых почти невозможно. Она выходила к журналистам в темных очках и в маске вроде той, что носил Ганнибал Лектер в заключении, сквозь прутья посасывала через трубочку алую жидкость из закрытого стакана. Ничего необычного, работаю по ночам, глаза устают. Ничего необычного, маска блокирует запахи внешней среды, не хочу перегружать обоняние. Ничего необычного, я спонсирую научные разработки в области питания, это сок, обогащенный альбумином, хотите? Нет? Ну и зря. Все, что она говорила, было чистой правдой – она дала себе обещание вести жизнь вампирши, свободную от лжи. Когда у тебя много денег, ты можешь позволить себе правду.

Белла редко покидала лабораторию, но творчество не может жить одними лишь воспоминаниями. Время, проведенное с Эдвардом, было для нее, долгие годы боровшейся с недугами, и временем великих ароматических открытий. Древесная кора и пыль, кофе и бензин, плесень и сахарная вата – все смешалось в единый коктейль, приправленный страхом и адреналином. Каждая новая вариация «Влюбленного вампира» расходилась на ура, но два месяца назад Белла прекратила выпуск аромата. Настало время жить на полную катушку. Все чаще, выпив пару стаканчиков искусственной крови, обогащенной витаминами, загадочная парфюмерша запирала лабораторию и выходила в ночь, полную бетона, пластика, никотина и жизни. Где-то там, за ненужным и необязательным, неизбежно раскрывался тот самый аромат. Белла, неузнаваемая и почти обнаженная без маски и очков, словно нож в кусок масла, входила в толпу и вибрирующий океан звука на вечеринках – и ее желтые глаза никому не казались странными, ложилась на холодные камни на берегу моря, вслушивалась в чужие тела, волосы и губы, зарывалась лицом в спящие цветы на клумбах. Мир пах. Пах смех, ветер, металл, пахли каменные урны в парке, парк звучал великой симфонией запахов, пахли рестораны китайской кухни и первые снежинки, пахли кеды на прилавках и бриллианты в витринах, пахли книги, даже облака, наверное, пахли – просто были слишком высоко. И не было в мире запаха, который увлекал бы ее больше, чем еще несуществующий, еще невозможный, запах, стоивший вечности – любой из тысячи запахов, которые ей предстояло создать.

(с) Софья Егорова, 2019

@темы: сказки (цикл рассказов про чудеса)

---

Когда вы стонете об отключении воды, ей-богу, я вас не узнаю. Плохи лишь те лишения, что разъединяют людей.

Не знаю, как во всей Москве, а у нас тут, на Первомайской или Измайловской, где заводские кварталы - тут давали жильё от "Маяка", а там метростроевцам, и все знали всех - как зацветёт сирень, и уж тем более на Сиреневом бульваре, тогда сам бог велел: выносили во двор что нашлось, и все пили чай. Пока сирень, и пока черёмуха.

У нас был самовар электрический, его выносили и тоже ставили. ( потом самовар перекочевал в наш класс и мы пили из него чай на большой перемене до самого выпускного двухтысячного года).

Мужики в домино, и в шахматы, в подкидного, и мы резались оголтело. Какие-то мятные замятые конфеты, лежалые сушки, липкие с нового года гусиные лапки - к чаю вприкуску. Из чашек и заварочных чайников, на улице. Вкусно.

От прабабки Верочки, ударницы обойной фабрики, миллион рулонов моющихся обоев в мелкий цветочек. С бумажной основы легко снималась моющаяся плёнка. Вот и одноразовая скатерть, на любую длину дощатого стола, вкопанного в каждом дворе вместе со скамьями.

Пришёл голод 90-ых, ушла традиция гонять чаи во дворе.
И больше не вернулась. И больше не было трезвых, общих дней, когда взрослым не плевать на щенков, а наоборот, обычно не просыхающий дядь Саша с пятнадцатого этажа вставал на футбольные ворота.
И пойди ему забей.

А воду отключили, пфф. Хоть ты в Бутово, хоть в Хамовниках. Уравняло всех. Радость какая! Можно сверить графики. Можно поехать мыться к Каркуше, а она ко мне. Можно исстрадавшись по горяченькой, сидеть потом, в махровом гостевом полотенце на балконе и пить белое сухое, а до - набултыхать на себя не своих, непривычных гелей и шампуней.
А у меня на затычке в ванной - резиновый лягушонок на цепочке плавает, и как ты узнаешь, дружи со мной в дёсна хоть сто лет, если не приедешь помыться.

Если не к кому поехать, когда отключили горячую, нет у вас близких людей. Менять надо что-то, и это не трубы.

А можно пойти в баню. Дочка с мамой в женское, сын с отцом в мужское. В Измайловских банях, что в двух шагах, жестяных шаек уже не дают, всюду пластиковые тазы. Но если охота жестяную, как в детстве, можно сесть на 34-ый трамвай и поехать на Соколиные горы.

Я не знаю, как дела в мужском, но в женском всегда есть та вечная жилистая бабка, которая поддаёт, так поддаёт. И вокруг неё молодняк лет семидесяти, всегда числом двенадцать, как и положено вокруг мессии. Перенимают.

А потом можно отмытыми до сияния опять на трамвае домой, или пешком, через парк, а там и на лодочке покататься.

А может и человек, который тридцать лет живет с другим человеком, попросить на спину полить. У нас же институт брака запселый, подлый. Годами люди рожают-ебутся, спят в одной постели, а спину потереть спросить, или перед роддомом себя подбрить - неловко.

Но тут отсутствие горячей. Не повод ли для неполовой, а, наконец, просто интимной близости. "Паш, на спину полей!". Льёт, трёт, времена-то трудные - горячей нет, а как-то теплее. И так месяц.
Уже десять дней.

Как писала любимая моя Оленька Берггольц (из блокадного, на секундочку, Ленинграда): "как объяснить тебе: свет, тепло, ванна - это вовсе не жизнь, это сумма удобств."

Что же вы всё ноете. Пользуйтесь. Поживите. Можно подумать - испытание не по силам. (с)
Олюшка Никифорова-Демиург

@темы: всякое