Если нагрянул страх,
Бледный, как лунный свет,
Ты не гони его,
А приготовь обед.
Полечку с ним станцуй,
Фильмов смешных включи -
Сытый довольный страх
К счастью вернет ключи.
Анна Маншина.
Он вздохнул как можно глубже, стараясь на излете дыхания все-таки поймать этот неуловимый запах.
Вот он, попался - солено-морской - взъерошил волосы, пощекотал правое ухо, толкнул в балконное кресло, забрался по-хозяйски в что-то, называемое душой, ковырялся, перекладывал, зачитался, проверял - добро ли, зло? - затих, потом с шумом выскочил, погладил трепетно и улетел, обещая дружбу навек.
Борис наконец выдохнул.
Ну вот. Теперь у него два друга в этом странном городе - дождь, барабанящий в окно незатейливые мелодии, и морской бриз.
Морской бриз, прилетающий на балкон последнего этажа многоэтажки, прилепившейся к горе.
Море при создании городка, впихнувшегося в горные склоны и ущелья, в смету явно не включили, поэтому ветер с соленым привкусом был здесь на птичьих правах, не пришей кобыле хвост, впрочем, как и сам Борис, в памяти которого даже название этого чуда урбанистики не могло зацепиться.
Вот как вылетело из головы услышаное на вокзале на вопрос:
- Куда есть билеты на ближайшее время?
- Только что сдали билет в ... Отправление через 10 минут. Берете?
так и возвращалось только при глубокой необходимости, тут же улетая в неведомое.
Ну и ладно. Город и есть город.
С ветра с привкусом соли и началось возрождение Бориса.
Конечно, в мыслях он использовал слово выздоровление. Возрождение - слишком пафосно, а на пафос у него была то ли врожденная аллергия, то ли неприятие, связаное с тонкостями профессии.
Нельзя упрекать в излишнем пафосе родственников человека, вернувшегося оттуда, где ... навсегда и никогда.
Вернувшегося с помощью героя - врача-онколога.
Нельзя упрекать в излишнем пафосе глаза, почти растворившиеся от слез, застоявшихся болотной тиной, и, наконец, прорвавших сдерживаемую их плотину.
Удачи Бориса сопровождались пафосом искрящейся несдержаной радости.
Неудачи - немым горем, вырывающем куски его естества.
Борис был настолько хорош в своей профессии, что научился чуять врага по запаху. Разные стадии подлого могущества - разные оттенки удушливого смрада.
Только тяжелое дыхание своего собственного врага он смог распознать лишь тогда, когда тот уже заматерел и готовился праздновать гнусную победу.
По врачам, естественно, бегать не стал. Собрал разбежавшиеся в панике по темным закоулкам мысли в одну кучку, зажал их в кулаке, чтобы не путались под ногами.
Оформил отпуск, схватил дорожную сумку и ...
- Куда есть билеты на ближайшее время?..
Город в межсезонье был тих и ненавязчив.
Мысли, пригревшиеся в кулаке, не торопились высовываться в осеннюю морось.
Одна, неосторожно выпавшая - про старого кота, уползающего умирать подальше от отчего дома - была втоптана в старые булыжники ногами засмотревшегося на солнце, цепляющееся за вершину горы, Бориса.
Закаты здесь были волшебны.
Из-за временного отсутствия мыслей инициативу взяли на себя ноги, таская Бориса целыми днями по крутым дорожкам замысловатыми траекториями, пока, наконец, не привели на окраину города.
За крайним домом раскинулось уютное разнотравное поле, уже готовящееся к зимней спячке.
Оттуда и прилетел - не пришей кобыле хвост - морской бриз. Растрепал волосы, развеял над полем панические мысли и подтолкнул в сторону города.
К концу осени Борис был законнооформленным пенсионером и законным обладателем квартиры на последнем этаже многоэтажки, прилепившейся к горе.
Бывшие хозяева квадратных метров с волшебным видом на горы и разнотравное поле покинули их в спешке, оставив всю мебель и кухонную утварь - то ли в панике, то ли в погоне за предложением, от которого грешно отказываться.
Город с удовольствием знакомил Бориса с собой, поворачиваясь к нему разнообразными гранями и скрывая странности.
Таскал по кафешкам и рынкам, запихивал в книжные лавки, тянул за рукав на распродажи кухонных принадлежностей, подсовывал на ночь Азбуку юного ресторатора.
Все это было не очень понятно и неспроста.
Зато ночами город согревал Бориса снами про бабушек. То есть хотя бы во сне все было мило и весело.
К счастью, при их жизни, его бабушек разделяли почти тысяча километров степей и морей.
Общим было - в дальнем прошлом учеба в учительской семинарии, в не очень дальнем - ревнивая любовь к внуку Бореньке.
Поэтому его каникулы делились строго пополам между Черным и Азовским морями с прилагаемыми к ним бабушками.
Конечно, это было тайной, но Боренька больше любил азовскую половину лета.
Здесь за ним никто не таскался к берегу моря, до которого было ровно три минуты горячего бега босыми пятками, не заставлял переодевать мокрые плавки, короче - не вмешивался в его личную жизнь.
Здесь бычки ловились руками - царапины и следы от укусов сохранялись до самой школы (а вы знали, что бычек кусается, когда детская рука выколупывает его из норы в прибрежном ракушечнике?).
А бабушкины котлеты из бычков не успевали долетать от сковороды до тарелки, испаряясь от голодного взгляда просоленного и провяленного на солнце любимого внука.
И азовская бабушка была единственной, кто поддержал Бориса, когда он, учась в последнем классе, заявил, что хочет стать поваром.
- Оставьте ребенка в покое. Пусть он набивает свои собственные шишки.
Но академическая семья на это пойти не смогла.
Хобби - да заради бога, но поступать только в мед. Готовить на пенсии будешь.
Да, так вот, бабушки.
Если при жизни они спорили по любому поводу, невзирая на разделяющие их километры, то Борис боялся представить, что происходит сейчас. Километры Там, вроде бы, преодолимы.
Предметами споров было все - качество помидоров, выросших вблизи разных морей, сами моря, кто больше любит Бореньку, ну и главное - фаршированая рыба.
В снах Бориса бабушки, как ни странно, пытались найти компромисс в многолетнем споре, изобретая новый рецепт.
От гэфилтэ фиш там была булочка, и овощи, но только в виде гарнира, от кубанского варианта - тушеная квашенная капуста и способ приготовления - духовка.
Борис не вмешивался, во сне тихонько повизгивая от смеха, и ждал окончательного варианта и отмашки - готовь уже, мальчишка!
Получив финальный вариант рецепта, Борис полдня провел на рынке.
Щука, еще раззевающая рот, была куплена у русалки.
Овощи и хрустящую на робком еще морозце квашенную капустку продала пожилая гномиха в рыжих стильных уггах, подложив ему в корзину пузырек ароматной травяной настойки.
Потом до ночи титулованый врач-пенсионер снимал чулок со щуки, бормоча под нос слова, о присутствии которых и не подозревал в своем лексиконе.
Ведь можно же было пустить щуку на котлеты!
Запустить филе рыбы в жерло мясорубки один к одному с жирной свининой, луком, свежайшим батоном, вымоченным в молоке, добавить яйцо, и обязательно покрошить петрушку.
Так готовила соседка азовской бабушки.
У нее еще была дочка. Как же ее звали? Девочка была невероятно красива.
Задумавшись, Борис вскрикнул, зацепив ножом палец.
Эхом к его вскрику за спиной прошелестело:
- Шлимазл! Он таки порвал шкуру!
- Тсс. Не хочу тебя расстраивать, но у щуки все хорошо. Мальчик просто порезался.
- Да? Это таки две большие разницы. Надеюсь, у этого шлэпэра есть в доме пластырь?
К середине ночи фаршированая щука, поджав хвост, доходила в духовке, в чугунке пыхтели овощи - натертые свекла и морковка с луком, болгарским перчиком и ободраными помидорками. Белые гренки, поджаренные на топленом чесночном масле, уже стояли на столе.
Перед сном Борис вышел на балкон.
За спиной громоздились горы.
Внизу горели окошки хаотично разбросаных в горных рельефах домиков, даже показалось, что вместо поля за домами лениво ворочается море.
В воздухе плыли чарующие ароматы из окна его кухни.
Город не спал.
Город аплодировал стоя.
Рано утром Бориса разбудил шум на кухне.
Невыспавшийся, со словами:
- Бабуси, ну что за гвалд?
он распахнул дверь.
На столе сиротливо лежала половина щуки и пустой пузырек из-под травяной настойки, серебряный нож для рыбы из сервиза черноморской бабушки поспешно испарялся в воздухе.
В том же воздухе затихал призрачный диалог
- Ой, вэй! Чуть не спалилась!
- Так нечего разбрасывать свой реквизит. Это все настойка...
- Но каков внук!
- А я говорила, пусть набивает собственные шишки. Он повар от бога.
- Всему свое время. Тех, кого он вылечил за свою жизнь, должен был спасать повар?
Мадам, не расчесывайте мне нервы!
- Ой, ладно, рвем когти.
- Шалом этому дому.
Бежим, подруга.
Почесав виски, Борис попытался оценить масштабы разгрома.
Наконец заметил Гошку, скромно примостившегося на подоконнике.
Пригласил его к столу.
- Давай снимать пробу. Хорошо хоть половину оставили.
С призрачным Гошкой, трудящимся поваром в кафе у Милены, Бориса познакомил морской бриз.
Казалось бы, что могло быть общего у врача-онколога на пенсии, в детстве мечтающим стать поваром, проводящим каждую половину лета у черноморской бабушки и у прозрачного создания, отпочковавшегося от организма, предавшего мечту стать коком и, кстати, родом из того же черноморского города.
Что общего? Да все, конечно.
Отдав должное несомненным кулинарным шедеврам, обсудив с Борисом, чего больше в этом блюде - одесского колорита или кубанской вольницы, Гошка вдруг начал фонтанировать идеями.
И помещение для кафе он уже присмотрел, и с кафешными договорился о помощи.
Кафешные - это, оказывается, такие милые создания - гибрид домовых и енотов. Вопят басом вахтерши Клавы: "Куда по помытому!" и органически не выносят вида грязной посуды.
Борис снисходительно слушал завиральные гошкины байки.
Где он, и где бизнес.
Вчера Борис с Гошкой получали в администрации документы, позволяющие предпринимательскую деятельность.
Когда инспектор, протянув папочку, сообщил, что город освобождает его на два года от уплаты налогов, Борис поспешно прикусил язык, чуть не ляпнув:
- Спасибо, конечно. Но, к сожалению, у меня нет двух лет.
Сегодня он решил прогуляться в горы.
Запах страшной болезни его покинул.
В горах витал аромат будущего и высоких перспектив, пахло морем, и, таки да, фаршированой рыбой.
Ирина Телешева