Если лошадь вам говорит, что вы псих, то это так и есть.
Прибывший на Кавказ осенью 1851 года, юнкер Лев Толстой быстро разочаровался в армейской службе. Ожидая встретить здесь боевое братство офицеров, он был крайне раздосадован, обнаружив, что его новые товарищи заняты бытовыми склоками, унылыми обсуждениями жалования и испрашиванием чинов у начальства. Начиная каждое утро с дешёвого портера, офицеры проводили дни в безделье, а по вечерам пили водку и играли «по-маленькой». Тем временем в станице, где стояла батарея Толстого, жизнь бурлила словно в огромном котле. Молодые казаки, в поисках добычи, по ночам переправлялись через Терек или же сами охотились за абреками, пришедшими с «той стороны». Гуляли сутки напролёт, ведя счёт выпитого на вёдра. Волочились за девицами. Отчаянно хвастались подвигами. Охотились, ловили рыбу, состязались в стрельбе, дрались с артиллеристами и друг с другом.
— Вот она настоящая жизнь, — решил молодой юнкер и, сменив мундир на черкеску, присоединился к буйному племени казаков. Командование батареи, опасаясь высоких покровителей графа, решило не вмешиваться и предоставить сумасброду полный «carte blanche».
Отныне Толстой, с кинжалом на поясе и ружьём за спиной, месяцами пропадал на кордонах. Вернувшись на отдых, он бесшабашно гулял с новыми товарищами, горланя песни и отплясывая в уличной пыли. Однако Льву Николаевичу было мало просто наслаждаться новой жизнью. Его снедало желание подтвердить свой графский титул не правом рождения, а безумными, заслуживающими всеобщего одобрения поступками. Поэтому он не прятался от пуль абреков, ходил на медведя вооружившись одним ножом, переплывал в грозу Терек, виртуозно ругался на татарском и ногайском, пах кизяком, ловчее других грыз семечки и приставал ко всем станичным девицам без разбора. Что же касается пьянства, то о его способности перепить любого ходили легенды в самых дальних аулах. Через полгода Толстой написал родным, прося выслать ему тысячу рублей на женитьбу, покупку хаты, упряжи волов и виноградника. Увы, вместо денег из родового гнезда прибыл старший брат Николай. Обнаружив Льва Николаевича мертвецки пьяным, он связал его и, уложив на арбу, повёз домой. Казаки, узнав, что их любимец похищен, бросились было в погоню, но оказалось, что старший брат в неукротимости ничем не уступает младшему. Николай, скинув сюртук, вышел на дорогу и открыл по преследователям огонь из штуцера, немедленно выбив из сёдел двоих. Станичники, кляня горькую судьбу, были вынуждены ретироваться.
Николай Николаевич развязал брата лишь погрузив его в вагон поезда. Несостоявшийся казак, зная, что бегством ему не спастись, двое суток просидел, не проронив ни слова, но к концу пути ожил. Познакомился с соседкой по купе и принялся безбожно врать о своих похождениях.
— Дай срок, — думал Николай, — и Кавказ отпустит моего брата. (с)
— Вот она настоящая жизнь, — решил молодой юнкер и, сменив мундир на черкеску, присоединился к буйному племени казаков. Командование батареи, опасаясь высоких покровителей графа, решило не вмешиваться и предоставить сумасброду полный «carte blanche».
Отныне Толстой, с кинжалом на поясе и ружьём за спиной, месяцами пропадал на кордонах. Вернувшись на отдых, он бесшабашно гулял с новыми товарищами, горланя песни и отплясывая в уличной пыли. Однако Льву Николаевичу было мало просто наслаждаться новой жизнью. Его снедало желание подтвердить свой графский титул не правом рождения, а безумными, заслуживающими всеобщего одобрения поступками. Поэтому он не прятался от пуль абреков, ходил на медведя вооружившись одним ножом, переплывал в грозу Терек, виртуозно ругался на татарском и ногайском, пах кизяком, ловчее других грыз семечки и приставал ко всем станичным девицам без разбора. Что же касается пьянства, то о его способности перепить любого ходили легенды в самых дальних аулах. Через полгода Толстой написал родным, прося выслать ему тысячу рублей на женитьбу, покупку хаты, упряжи волов и виноградника. Увы, вместо денег из родового гнезда прибыл старший брат Николай. Обнаружив Льва Николаевича мертвецки пьяным, он связал его и, уложив на арбу, повёз домой. Казаки, узнав, что их любимец похищен, бросились было в погоню, но оказалось, что старший брат в неукротимости ничем не уступает младшему. Николай, скинув сюртук, вышел на дорогу и открыл по преследователям огонь из штуцера, немедленно выбив из сёдел двоих. Станичники, кляня горькую судьбу, были вынуждены ретироваться.
Николай Николаевич развязал брата лишь погрузив его в вагон поезда. Несостоявшийся казак, зная, что бегством ему не спастись, двое суток просидел, не проронив ни слова, но к концу пути ожил. Познакомился с соседкой по купе и принялся безбожно врать о своих похождениях.
— Дай срок, — думал Николай, — и Кавказ отпустит моего брата. (с)
