Я дважды упал, разбил любимого робота,
Поссорился с Мишкой из-за испорченного учебника,
И понял, что мир со мной воюет без всякого повода,
А я не вижу вокруг ничего лечебного.

- Мам, у меня из рук все валится и под ногами путается,
И я очень злюсь и отчаянье ощущаю. -
И мама вздохнула:
- Грустная моя пуговица,
Садись ко мне, заварю тебе, что ли, чаю.

(Стихотворение Веры Полозковой про я-сообщения, умение выражать чувства в словах и контейнирование.
А еще про доверие, любовь и волшебные свойства чая, конечно).

@темы: дочки-матери

---

Ты — чудо, женщина!

Когда тебя качает от усталости,
Когда потерян счёт твоим делам,
Не позволяй себе рыдать от жалости,
Не дай сложиться двум твоим крылам.
Иди вперёд, собой любуйся милою,
Не унывай, открыта будь добру,
И поднимись, над суетой постылою,
Любуйся солнцем, небом поутру.
И все свои проблемы, неприятности,
Ты, вдруг забудешь стоя у зеркал…
Смени прическу и, побольше яркости…
То, что устала, кто тебе, сказал?
И все дела – они, тобой придуманы,
Пора, себя, неспешно разгружать:
Казаться, слабой — оставаясь, сильною,
Простая истина, но надо ее знать
Ещё ты помни, что ты чудо женщина!
Что ты, прекрасна и душой светла,
Тебе счастливой быть судьбой, завещано —
Не опускай прекрасных два крыла! (с)

@темы: диагностика состояния

---

О ВРЕДЕ ЖЕНСКИХ ТРЕНИНГОВ

В последние лет пять женскими тренингами не занимается лишь ленивый. В социальных сетях миллион встреч, посвящённых женскому счастью, успеху и реализации. Откуда такой ажиотаж? И как жили женщины все эти годы без «искусства быть женственной»? По мнению авторов тренингов, жили дамы ну очень хреново: и коней на скаку останавливали и горящие избы тушили. А за этими делали совсем позабыли как капризничать и мужа с улыбкой встречать. Вот и решили им авторы любезно напомнить – каково это — быть женщиной.

В практической психологии тренинги призваны опытным путем научить человека чему-либо (продуктивному общению, уверенности, успешному использованию своего потенциала, конструктивному разрешению конфликтных ситуаций). Женские тренинги чаще всего учат манипулированию через слабость. Разумеется, это не главный слоган подобных мероприятий. На первый план выступает мягкость, очарование, женственность, послушность, как желаемые и культивируемые качества. Подается все, как правило под соусом из различных эзотерических практик, часто не связанных между собой, иногда даже взаимоисключающих друг друга. Чем больше непонятных слов и терминов – тем лучше (чего стоит микропсихоанализ!)

Посмотрим самые популярные и часто абсурдные идеи подобных тренингов и семинаров:

- Женственность – это непременно слабость. Проблема женщин в том, что они слишком самостоятельны. Чтобы встретить мужчину – нужно показать ему свою слабость. Работающая женщина=лошадь.
- Использование внешних атрибутов женственности и придание им магических свойств.
- Предназначение женщины в служении мужчине (вообще тема женского предназначения пережевывается и муссируется очень активно).
- Мифологизация образа женщины и включение магического мышления.

В первое время, когда женщина только включается в подобную тусовку, она испытывает крайне приятные и даже эйфорические эмоции. Женщина понимает, что жила неправильно: училась, работала. В таком режиме некогда думать о служении супругу. А служение предполагает умасливание, демонстрацию исключительно положительных чувств. И женщина учится сдерживать эмоции условно негативные, которые могут не понравится близким или супругу. Как мы знаем, эмоции от этого меньше не становятся и никуда не деваются. Эффект накопительный. Но на первых порах мнимое спокойствие компенсируется подарками со стороны мужчины, довольного такой «тихой и покладистой» (те самые манипуляции). А также режимом дня, где все заранее известно и предсказуемо (эдакий осознанный День сурка). Это снижает тревожность и дает иллюзию контроля за своей жизнью и жизнью других. Фактически это регрессия к детскому состоянию и мечте ребенка об идеальном родителе, который о тебе позаботится. Так что, будем честны: подобные тренинги учат быть манипулирующими девочками («девочка ничего не решает, а хочет красивые платья»). Чем это грозит? Всевозможными неврозами и полнейшей инфантилизацией, вплоть до «психологической инвалидности».

Одна моя клиентка на сессии в качестве любимой сказочной героини назвала Спящую красавицу. «Потому что она ждет принца, который бы ее разбудил». А пока принца нет, жизнь все не случается. И проходит как во сне. Потенциал ищется где-то вовне, а собственная сила и ресурс отрицаются. Потому что «на тренинге сказали», что это «мужики сильные».

Это ни что иное как гендерные стереотипы. Мы обладаем в равной степени разными качествами и сами решаем какая сторона нашей личности будет править балом в конкретный момент. Наличие же проблем, мешающих продуктивной жизни, нужно решать на консультации со специалистом (психолог, психотерапевт), отдавая предпочтение не сомнительным слоганам самопровозглашённых тренеров, а наличию психологического образования.

Источник: psijournal.ru/psihologiya/o-vrede-zhenskih-tre..

@темы: дуракаваляние и курощение

---

Она сидела, нервно покачивая ножкой обтянутой облегающими черными джинсами с искусственными потертостями. Сейчас автобус был почти пуст – воскресение как-никак. Мужчина, лет сорока, нагруженный портфелем с чертежами и тубусом, мельком глянул на нее.

Хороша! Лет 20, наверное, студентка, маленькая, вся такая стройная и ладная. Длинные, волнистые волосы, симпатичное лицо без косметики, от чего она казалась только красивее, учитывая всеобщую женскую страсть к краске на лице и на волосах. Мужчина тяжко вздохнул. Эх! Было ведь времечко, когда с такими вот девушками встречался, беззаботен был, ветренен немного. А сейчас? Преподаватель, лысею, жена (господи, как быстро она постарела! ) двое детей. Пусть и деньги неплохие и квартира есть, но... Он опять мельком глянул на девицу и залюбовался румянцем на ее щеках и маленькой сумочкой со всякими глупенькими висюльками. Пора уже было выходить. Он поднялся и встал возле двери.
— Так! – возмущенно заявила девушка. – И долго это продолжаться будет?
— Что? – удивился мужчина.
— Ну, знакомиться-то будем, или нет? – она посмотрела на него сердито и сжала розовые губки.
– Я же видела, как ты на меня пялился. — Я не пялился, девушка. – автобус, как назло, застрял перед светофором. — Правда? А что это было? Ну, ведь же хочешь познакомиться? – она поднялась и испытательно посмотрела ему в глаза.
А он взял, да и ляпнул правду: — Вообще-то... Да! – в ее глазах появилось удовлетворение
— Я Лика! – представилась она, и подошла ближе, бесцеремонно подхватила под руку.
– А ты?
— А я, женат... — промямлил он, вызывая ее смех. – То есть я Игорь Валерьевич.
Немногочисленные пассажиры стали оборачиваться.
— Игорь! А я замуж хочу! – сказала Лика, и мечтательно, но немного капризно посмотрела вверх. – Вот ты меня замуж возьмешь? Только честно!
Мужчина совсем уже потерял нить, от таких резких поворотов разговора, он не мог ничего придумать.
— Дык, я же женат! – немного отчаяния в его голосе.
— Ну и что? Подумаешь. – возразила девушка. – Был женат, стал разведен. Вот если бы не женат был, меня бы в супруги взял? Только честно!
— Лика. Я вас совсем не знаю... — начал, было, Игорь Валерьевич, но она отмахнулась.
— Я хорошая! Серьезно! Я готовлю хорошо, я умная, отличница. И ведь красивая же. Правда? Или я тебе не нравлюсь?
— Нравитесь.
— Славно, так и что? Взял бы?
— Нууууу... — Игорь замялся, автобус уже выворачивал к остановке, и надо было что-то сказать.
– Взял бы, наверное.
— Урааа! – Лика счастливо подпрыгнула. – Так когда в ЗАГС?
Дверцы автобуса открылись, Игорь Валерьевич стал спускаться, проигнорировав вопрос «Сумасшедшая!». А она взяла и спустилась следом, обняла его за талию и ткнулась носом в грудь, пробурчав глухо оттуда: — Мой Муж! – У Игоря Валерьевича кончилось терпение. — Так! Все! Хватит! Девушка, отцепитесь от меня, шутки шутками, но предел тоже иметь надо! – он вырвался из цепких ручек, подхватил свой тубус и быстрым шагом направился прочь. ...
Вслед ему раздался плач. Такой, самый страшный для мужчины плач – женский. Против такого никто не устоит, секретное оружие, однако! Она сидела на скамеечке, совершенно по-детски хлюпала носом, и хлопала огромными, враз покрасневшими глазами. Игорь Валерьевич вздохнул и остановился. Лика поглядела на него с надеждой.
— Ты ведь понимаешь, что замуж я тебя не могу взять? – она кивнула. – Тогда чего плачешь?
— Заааамуууж хочууу! – она опять хлюпнула носом.
— А может чего-нибудь другого? Хочешь я тебе куплю чего-нибудь, и ты домой поедешь, а? И отстанешь от меня.
Она надулась, обиженно посмотрела на него, встала и одернула курточку: — Соврал, значит, что нравлюсь! Хорошо! Только покупать ничего не надо. Вот! – она порылась в сумочке, и протянула ему маленькую книжицу, коричневого цвета.
Это была зачетка. На имя Васильевой Лики Александровны.
«Твою мать!» про себя выругался Игорь Валерьевич, преподаватель психологии. Лика улыбалась, глядя на него: — Ставьте оценку Игорь Валерьевич. Я не ходила на ваши занятия, но курсовую работу на тему «Экстремальные способы воздействия на сознание» сдам вам завтра. Он поставил оценку «5», расписался, проводил ее взглядом и надолго задумался. «Отличница ведь» и над тем, что оценка заслужена... (с)

@темы: дуракаваляние и курощение

---

Маги шутят

Всё, что вы скажете, может быть материализовано и использовано против вас. (с)

@темы: азы

---

Забавное

Подбешивать мужика надо грамотно. Чтобы он хотел наказать тебя в постели, а не скормить твой труп белочкам в лесу... (с)

@темы: дуракаваляние и курощение

---

Свидание со смертью.

— Смерть?
— Агасики.
— Ты за мной?
— Да вроде, здесь и нет никого больше.
— Что ж… ты должна была прийти рано или поздно.
— Должна, должна… Никому я ничего не должна! Вставай давай, пора нам.
Мужчина с трудом поднялся, оглянулся по сторонам на больничную палату, койку, свое измученное тело. Вздохнул и подошел к высокой фигуре в длинном черном балахоне. Смерть, опираясь на косу, пристально смотрела на него, сверкая огненными глазами с белого голого черепа.
— Вот всегда хотел тебе вопрос задать? Ты косу эту с собой просто как символ носишь? Или голову мне ею будешь… того… сносить? – мужчина провел ребром ладони по шее.
Смерть удивленно подняла надбровные дуги – ее мимика была удивительно живой для мертвого черепа.
— Нет, для красоты! Ты что, пословицу не слышал – «Коса – девичья краса!»
У мужчины расширились глаза.
— Ну… не хотелось бы, конечно, тебя разочаровывать. Но…
— Что «но»?
— Как бы, не о том пословица. Не о той косе…
— Да? Уверен?
Он кивнул.
— Вот, блин! – Смерть досадливо стукнула длинной рукоятью об пол. — А я старалась, точила. Еще и отсрочку два года дала тому кузнецу, который мне эту косу впарил. «Возьми, — мол, — красавица, не пожалеешь».
Помолчали.
— Я тебя, уже два года жду, — сказал мужчина.
— Что, правда?
— Да, мне врач тогда сказал, что я больше месяца не протяну, а я живу все, живу… И тебя все нет, и нет.
— Ну задержалась немножко. А что? Девушка должна сломя голову в домашних тапочках на встречу бежать? Мне как с тобой свидание назначили, так я сразу решила себя в порядок привести. Душ принять, зубы почистить, череп наполировать. Мантию вот, все выбрать не могла. Одна была, черненькая такая, парчовая, так она меня полнит.
Мужчина недоверчиво покосился на скрытый балахоном скелет собеседницы.
— А другая – тоже черненькая, полиэстер сто процентов. Ну куда такое надевать? А если вспотею?
Взгляд мужчины стал еще более недоверчивым и озадаченным.
— Шелковая хороша, но недостаточно черненькая. Хлопок – без капюшона. На свою любимую (в прошлом веке на распродаже отхватила) пятно посадила. Забирала как-то одного художника, а он пьяный был и краской белой мне на мантию – ляп! Вот эту надела. Как тебе?
— Хо…рошо, — тихо и неуверенно вымолвил мужчина, не переставая удивляться.
— Атлас. Красивая, мягонькая. Не полнит же? Нет?
— Не…нет…
— Ну вот. Потом маникюр, педикюр…
Он тщетно попытался рассмотреть на костяшках ее рук и ног ногти.
— Потом аксессуары.
— Коса?
— Пояс!
Смерть продемонстрировала грубую веревку, свободно висевшую в петлях в районе талии.
– Эксклюзив – с висельника одного. Собиралась, и время как-то незаметно пролетело. Да, не обижайся ты. Подумаешь, всего-то на два года опоздала.
— Я и не обижаюсь… Ты что, для меня старалась?
— Нет, конечно. Для себя. Я же сама себя уважать перестану, если начну к вам, смертным, как попало являться.
— И за два года у тебя разве других… эмм… клиентов не было?
— Почему, были. Полно. Мрете вы, как мухи.
«Логика. Где?» — думал он, все больше и больше запутываясь.
— Так к ним ты в чем попало приходила? В тапочках? Или тоже опаздывала?
— Тебе лишь бы ворчать! Они срочные были. Там хочешь не хочешь, косу в руки – и бегом забирать. Иначе влетит от начальства по черепушке. — А я не срочный? – мужчина разволновался.
— А ты в руках Болезни. Как она с тобой закончит, так и мне можно приходить. А твоя Болезнь – та еще стерва. Крутит, вертит, то зажмет, то отпустит. Не люблю таких.
Смерть огляделась.
— Кстати, а где эта холера?
Мужчина сам принялся с интересом осматриваться.
— Так не холера же, — возразил он.
— Не важно, язва бородавчатая.
— Да нет!..
— Не суть! Обзываю, как хочу! Сквозь стену в палату вынырнула бледная тощая девица с впалыми чахоточными щеками в истрепанном платье, глаза были жуткими, с огромными черными кругами вокруг, а наведенные губы выделялись болезненно-красным пятном.
— Забирааааешь? – зашипела она. Ее длинные седые волосы развивалась, словно под водой.
— Ну, а что? – ответила Смерть. — Сколько можно. Ты его и так два года уже изводишь, курва сифилисная.
— На себя посссмотриии, безнооосссая. Я еще не все сдееелалааа, — противно шипела девица, протягивая к мужчине костлявые руки с длинными ногтями.
Мужчина поморщился и отступил от нее, ближе к Смерти – та казалась ему более симпатичной.
— Сделала, не сделала. Мне то что? Мое дело маленькое.
— Разззве у тебя уже получееено разрешееениеее?
— А когда я без разрешения приходила? – хмыкнула Смерть и со строгой серьезностью бросила мужчине: — Идем!
Они шагнули прямо в окно, и тут же окно и палата исчезли, а вместо этого открылся длинный темный туннель с округлыми мягкими стенами, словно сшитыми из плотного черного бархата.
— Постоооой! – послышалось у него за спиной. – Подождииии! Ты ещееее недостааааточно страдаааал! Моооой!
Синюшная рука вынырнула из темноты и схватила его за запястье. Мужчина испуганно дернулся – болезнь изводила его уже два года невыносимыми болями, тошнотой, слабостью, головокружением… Не жил, а мучился.
Смерть резко обернулась, отточенным движением взмахнула косой, отсекая конечность навязчивой Болезни.
— Не для красоты, значит… — уважительно сказал он, потирая запястье и глядя на сверкающий серп косы.
— Нет, — ответила Смерть.
– Шутила я.
— И про долгие сборы шутила?
— Естественно. Да, троллила я тебя.
Он ухмыльнулся и вздохнул.
— Так значит… пора?
В ответ Смерть тихо хихикнула, с ловкостью джедая крутанув косу, сделала в ткани туннеля надрез, сквозь который засочился слабый свет. Она обернулась к мужчине.
— Ты как очнешься, не делай резких движений. Там Михалыч дежурит, хоть и алкаш последний, а забирать еще рано. Смотри, чтобы сердце не схватило.
— Где? Кто?.. О чем ты вообще? – опешил он.
— В морге.
— Так… я же в палате… — смерть ведь с больничной койки его забрала всего пару минут назад.
— Нет. Умер ты, — пояснила она.
Озорная улыбка смотрелась на голом черепе достаточно зловеще.
– И в морг тебя отправили. Так что поспеши, пока не закопали.
— Но… минута всего…
— Тут время по-другому течет.
— Так… Ты меня отпускаешь, получается?..
— Получается. Не настало еще твое время. Живи пока.
— А Болезнь?
— Отцепится. Ты ведь умер.
— Но почему тогда?
— Уж больно Болезнь эту твою терпеть не могу. Ей лишь бы живого помучить. Злобная тварь. А ты иди-иди. Живи, радуйся.
Мужчина оторопело полез в разрез. Он видел лежащие на столах тела, и хотя все они были прикрыты простынями, а надписей на бирках отсюда не разглядеть, свое узнал сразу. Уже ступив в помещение морга, он обернулся.
— Не думал, что ты… такая…
— Какая такая?
— Ну… человечная, что ли…
— Иди уже! И смотри мне Михалыча раньше времени не пришли. А то окочурится еще, а я не накрашенная!..

@темы: сказки (цикл рассказов про чудеса)

---

Однажды люди спросили ужасного Шиву, можно ли им курить божественную траву ганджу?
Шива ответил им, что нельзя.
Тогда люди спросили Шиву, почему же сам он постоянно курит божественную траву ганжу, но при этом запрещает курить другим?
Шива подвинул к себе кальян, вложил в него крапаль размером в солнечную систему, подпалил крапаль хвостом кометы Галлея, затянулся и ответил сквозь дым: «Когда я курю страшную траву ганжу, то каждый мой вдох — это новый стих Махабхараты, а каждый выдох — полная глава Упанишад!
Когда же смертные человеки закуривают страшную траву ганджу, то каждая затяжка у них — это поиски несуществующего смысла, а каждый выдох — разочарование и опустошение».
Так ответил Шива вопрошающим, потому что всякому, спрашивающему разрешения, нужно непременно отказывать. Нельзя доверять сомневающемуся. Сомневающийся слаб.
Сильный же никогда, никогда не станет спрашивать о том, что ему можно и что ему нельзя, тем более спрашивать у Божества! Ибо постоянно поклонение и вопрошение и есть самое худшее безверие.
И еще напутствовал Шива неразумных, чтобы не курили траву знаний ганджу, а глотали всякий раз, по поводу и без повода, дикую огненную воду — напиток, избавляющий человека от каких бы то ни было вопросов. Чтоб не знали люди тайн.
Не любил Шива, когда в нирване многолюдно и накурено. (с)

@темы: дурака валяние

---

Психоанализ:
- Вы знаете, у меня чешется и болит жопа.
- Ничего страшного, это распространенное явление. Мы со временем разберемся, откуда у вас появились эти ощущения, но для этого вам придется быть откровенным. Расскажите, в каком возрасте впервые у вас появились мысли о жопе?

Гештальт:
- Вы знаете, у меня чешется и болит жопа.
- Расскажите подробно, что вы чувствуете прямо сейчас, когда говорите это? Не сдерживайте своих эмоций.

Гипнотерапия:
- Вы знаете, у меня чешется и болит жопа.
- Спааать! У вас больше не чешется жопа!!!

Телесноориентированная терапия:
- Вы знаете, у меня чешется и болит жопа.
Терапевт молча чешет клиенту жопу.

Расстановки:
- Вы знаете, у меня чешется и болит жопа.
- Вот этот человек - ваша жопа. А вот этот - жопа вашего прадедушки. Обнимите их и поплачьте вместе.

Арттерапия:
- Вы знаете, у меня чешется и болит жопа.
- Давайте рисовать вашу жопу.

Провокативная терапия:
- Вы знаете, у меня чешется и болит жопа.
- Будешь ныть, еще получишь!

Когнитивно-поведенческая терапия:
- Вы знаете, у меня чешется и болит жопа.
- Как часто вы моете жопу?
- Что я с ней делаю??
- Понятно. Я дам вам технику для ежедневного выполнения. Через неделю расскажете о результатах" (с)

@темы: дуракаваляние и курощение

---

— Знаешь, от мамы я узнала любопытную вещь. И я запомнила её слова навсегда и очень дорожу ими. Можно сказать, они стали для меня своего рода талисманом. Так вот, твоя бабушка часто повторяла: «Когда гусеница думает, что переживает самый чёрный период своей жизни, именно в этот момент она и превращается в бабочку». И вот, с тех пор всякий раз, когда я вижу, как на свет появляется бабочка, я вспоминаю эти мамины слова. Значит, и у меня есть второй шанс, думаю я в эту минуту. Это вселяет надежду даже в такие заблудшие души, какой была моя душа. То есть, пока человек жив, всё можно начать сначала, как низко бы он ни пал.

Мэри Элис Монро «Место, где зимуют бабочки»

www.youtube.com/watch?v=R5QH3bGF4uU&feature=you...

@темы: диагностика состояния

---

Владыка Лета махнет рукою,
Расправит крылья, закроет небо,
И дождь с асфальта потоком смоет
Следы от туфель Апрельской Ведьмы.

Смеется Ведьма холодным каплям
И жарким взглядам Владыки Ливней.
И пусть до нитки промокло платье,
Она - такая - еще счастливей.

Владыка Ветра столбом застынет,
Забыв про небо, дожди и лето,
Влюбившись в ноги, уже босые
Апрельской Ведьмы. Почти раздетой...

(с) Фейоли

@темы: сказки (цикл рассказов про чудеса)

---

Рапорт польской акушерки из Освенцима

Это надо знать и передавать поколениям, чтобы такого больше никогда не происходило.
Станислава Лещинска, акушерка из Польши, в течение двух лет до 26 января 1945 года оставалась в лагере Освенцим и лишь в 1965 году написала этот рапорт.
«Из тридцати пяти лет работы акушеркой два года я провела как узница женского концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, продолжая выполнять свой профессиональный долг. Среди огромного количества женщин, доставлявшихся туда, было много беременных.
Функции акушерки я выполняла там поочередно в трех бараках, которые были построены из досок со множеством щелей, прогрызенных крысами. Внутри барака с обеих сторон возвышались трехэтажные койки. На каждой из них должны были поместиться три или четыре женщины — на грязных соломенных матрасах. Было жестко, потому что солома давно стерлась в пыль, и больные женщины лежали почти на голых досках, к тому же не гладких, а с сучками, натиравшими тело и кости.
Посередине, вдоль барака, тянулась печь, построенная из кирпича, с топками по краям. Она была единственным местом для принятия родов, так как другого сооружения для этой цели не было. Топили печь лишь несколько раз в году. Поэтому донимал холод, мучительный, пронизывающий, особенно зимой, когда с крыши свисали длинные сосульки.
О необходимой для роженицы и ребенка воде я должна была заботиться сама, но для того чтобы принести одно ведро воды, надо было потратить не меньше двадцати минут.
В этих условиях судьба рожениц была плачевной, а роль акушерки — необычайно трудной: никаких асептических средств, никаких перевязочных материалов. Сначала я была предоставлена самой себе: в случаях осложнений, требующих вмешательства врача-специалиста, например, при отделении плаценты вручную, я должна была действовать сама. Немецкие лагерные врачи — Роде, Кениг и Менгеле — не могли «запятнать» своего призвания врача, оказывая помощь представителям другой национальности, поэтому взывать к их помощи я не имела права.
Позже я несколько раз пользовалась помощью польской женщины-врача Ирены Конечной, работавшей в соседнем отделении. А когда я сама заболела сыпным тифом, большую помощь мне оказала врач Ирена Бялувна, заботливо ухаживавшая за мной и за моими больными.
О работе врачей в Освенциме не буду упоминать, так как то, что я наблюдала, превышает мои возможности выразить словами величие призвания врача и героически выполненного долга. Подвиг врачей и их самоотверженность запечатлелись в сердцах тех, кто никогда уже об этом не сможет рассказать, потому что они приняли мученическую смерть в неволе. Врач в Освенциме боролся за жизнь приговоренных к смерти, отдавая свою собственную жизнь. Он имел в своем распоряжении лишь несколько пачек аспирина и огромное сердце. Там врач работал не ради славы, чести или удовлетворения профессиональных амбиций. Для него существовал только долг врача — спасать жизнь в любой ситуации.
Количество принятых мной родов превышало 3000. Несмотря на невыносимую грязь, червей, крыс, инфекционные болезни, отсутствие воды и другие ужасы, которые невозможно передать, там происходило что-то необыкновенное.
Однажды эсэсовский врач приказал мне составить отчет о заражениях в процессе родов и смертельных исходах среди матерей и новорожденных детей. Я ответила, что не имела ни одного смертельного исхода ни среди матерей, ни среди детей. Врач посмотрел на меня с недоверием. Сказал, что даже усовершенствованные клиники немецких университетов не могут похвастаться таким успехом. В его глазах я прочитала гнев и зависть. Возможно, до предела истощенные организмы были слишком бесполезной пищей для бактерий.
Женщина, готовящаяся к родам, вынуждена была долгое время отказывать себе в пайке хлеба, за который могла достать себе простыню. Эту простыню она разрывала на лоскуты, которые могли служить пеленками для малыша.
Стирка пеленок вызывала много трудностей, особенно из-за строгого запрета покидать барак, а также невозможности свободно делать что-либо внутри него. Выстиранные пеленки роженицы сушили на собственном теле.
До мая 1943 года все дети, родившиеся в освенцимском лагере, зверским способом умерщвлялись: их топили в бочонке. Это делали медсестры Клара и Пфани. Первая была акушеркой по профессии и попала в лагерь за детоубийство. Поэтому она была лишена права работать по специальности. Ей было поручено делать то, для чего она была более пригодна. Также ей была доверена руководящая должность старосты барака. Для помощи к ней была приставлена немецкая уличная девка Пфани. После каждых родов из комнаты этих женщин до рожениц доносилось громкое бульканье и плеск воды. Вскоре после этого роженица могла увидеть тело своего ребенка, выброшенное из барака и разрываемое крысами.
В мае 1943 года положение некоторых детей изменилось. Голубоглазых и светловолосых детей отнимали у матерей и отправляли в Германию с целью денационализации. Пронзительный плач матерей провожал увозимых малышей. Пока ребенок оставался с матерью, само материнство было лучом надежды. Разлука была страшной.
Еврейских детей продолжали топить с беспощадной жестокостью. Не было речи о том, чтобы спрятать еврейского ребенка или скрыть его среди не еврейских детей. Клара и Пфани попеременно внимательно следили за еврейскими женщинами во время родов. Рожденного ребенка татуировали номером матери, топили в бочонке и выбрасывали из барака.
Судьба остальных детей была еще хуже: они умирали медленной голодной смертью. Их кожа становилась тонкой, словно пергаментной, сквозь нее просвечивали сухожилия, кровеносные сосуды и кости. Дольше всех держались за жизнь советские дети — из Советского Союза было около 50% узниц.
Среди многих пережитых там трагедий особенно живо запомнилась мне история женщины из Вильно, отправленной в Освенцим за помощь партизанам. Сразу после того, как она родила ребенка, кто-то из охраны выкрикнул ее номер (заключенных в лагере вызывали по номерам). Я пошла, чтобы объяснить ее ситуацию, но это не помогало, а только вызвало гнев. Я поняла, что ее вызывают в крематорий. Она завернула ребенка в грязную бумагу и прижала к груди... Ее губы беззвучно шевелились, — видимо, она хотела спеть малышу песенку, как это иногда делали матери, напевая своим младенцам колыбельные, чтобы утешить их в мучительный холод и голод и смягчить их горькую долю.
Но у этой женщины не было сил... она не могла издать ни звука — только крупные слезы текли из-под век, стекали по ее необыкновенно бледным щекам, падая на головку маленького приговоренного. Что было более трагичным, трудно сказать, — переживание смерти младенца, гибнущего на глазах матери, или смерть матери, в сознании которой остается ее живой ребенок, брошенный на произвол судьбы.
Среди этих кошмарных воспоминаний в моем сознании мелькает одна мысль, один лейтмотив. Все дети родились живыми. Их целью была жизнь! Пережило лагерь едва ли тридцать из них. Несколько сотен детей были вывезены в Германию для денационализации, свыше 1500 были утоплены Кларой и Пфани, более 1000 детей умерли от голода и холода (эти приблизительные данные не включают период до конца апреля 1943 года).
У меня до сих пор не было возможности передать Службе Здоровья свой акушерский рапорт из Освенцима. Передаю его сейчас во имя тех, которые не могут ничего сказать миру о зле, причиненном им, во имя матери и ребенка.
Если в моем Отечестве, несмотря на печальный опыт войны, могут возникнуть тенденции, направленные против жизни, то я надеюсь на голос всех акушеров, всех настоящих матерей и отцов, всех порядочных граждан в защиту жизни и прав ребенка.
В концентрационном лагере все дети — вопреки ожиданиям — рождались живыми, красивыми, пухленькими. Природа, противостоящая ненависти, сражалась за свои права упорно, находя неведомые жизненные резервы. Природа является учителем акушера. Он вместе с природой борется за жизнь и вместе с ней провозглашает прекраснейшую вещь на свете — улыбку ребенка".

@темы: дочки-матери

---

Иногда бывает и так

xxx:
не работает в общем, из-за чего может быть?

yyy:
фиг знает
аааа
единственное что
но это тоже врятли конечно
но может быть
хотя не
этого тоже не может быть)
в общем фиг знает.

@темы: всякое

---

Смена погоды - это не для слабонервных

"Хотите спеть и станцевать об этом?" (с) Индийский психоаналитик

@темы: добро пожаловать в мое сумасшествие

---

13.07.2017 в 11:38

Пишет  Seth:

Еду мы обычно не готовим, столовка
ну или что нибудь что можно сразу сьесть закупается. Но тут был ДР коллеги, и вот наш рецепт на все времена. Сосиски "Ювелирные".

1. Закупить сосиски и найти для них огнеупорную лоханку, вроде такие продают для запекания всякой еды.

2. Загрузить сосиски в нее и поставить в муфельную печуру на разогрев. Если нет муфеля - допустимо использовать любые иные нагреватели сосисок типа микроволновки или духовки. На крайняк годится сковорода и плита.



3. Нагретые сосиски залить водкой или что еще лучше спиртом и поджечь его горелкой, если горит плохо - жарить горелкой пока не загорится, и потом жарить пока горит водка.



4. Готовые сосиски выгрузить на крышку от лоханки, налить пива и приступить к поеданию )



вкуснейшие сосиски в мире, ну на мой взгляд )

@темы: голова - в неё едят

---

Дизайнер счастья

- Здравствуйте, вы за счастьем? – ослепительно улыбнулась девушка.
- Да… Хм… Можно? – замялся мужчина.
- Конечно-конечно! Вам какое?
- Ну… Не знаю… Как у всех, наверное.
- Отличный выбор! – радостно сообщила она. - Пройдемте, нам есть, что вам предложить. У нас лучшее дизайнерское счастье. Самое модное. Вот, посмотрите, пожалуйста, сюда: одна из наиболее популярных моделей в нежно-бежевых тонах. – Девушка указала на большой экран, на котором мелькали яркие картинки. - Квартира в спокойном спальном районе, ипотека под небольшой процент. Красавица жена – высокая блондинка - сорок четвертый размер одежды, грудь - троечка. Кошка-сфинкс, очень выгодно – ни шерсти, ни аллергии. У вас прекрасная работа менеджера среднего звена. Машина, конечно же. У вас и у жены. Ребенок может быть пикантным дополнением. Ну как? Берете?
- Хм… Ну это… я как бы кошек не очень. Да и сфинкс, оно же страшное такое… Не, ну не знаю, может кто и любит? А можно собаку? Овчара там… хотя и дворняга сошла бы. Только умная.
Девушка брезгливо поморщилась.
- Дворняга? Это же плохой вкус. Хаски, маламуты, доги. Сколько есть прекрасных трендовых пород!
- Да? Трендовых, говорите? Ну ладно… А жену можно не блондинку?
- Конечно! – девушка принялась легким движением руки перелистывать на экране портреты рафинированных красавиц: черненьких, рыженьких, русых. Мужчине они казались совершенно на одно лицо, как будто одна и та же тощая девушка с гипертрофированными губами и ресницами просто меняла парики. – На любой вкус.
- Вот, как-то не на любой… Мне бы пофигуристей. Мне, знаете ли, Валя нравится из соседнего двора. Она такая…
- Вы что, мужчина! Какая Валя? У Вали почти ожирение! У нее рост метр пятьдесят восемь! С кожей не все в порядке – вся в веснушках. Такие Вали, между прочим, совсем не дизайнерское решение. Они не просто из моды вышли, они в нее никогда и не входили!
- Но…
- Никаких но! Вы к нам за счастьем пришли, или так – прогуляться?
- За счастьем… - вздохнул мужчина.
- Так получите! Модное, стильное, дизайнерское счастье.
- Значит, Валю никак?
- Никак. Тем более с таким именем. Элеонора. Анфиса. Радомира. Вам нужно что-то звучное, яркое, фешенебельное.
- Ну Элеонора, так Элеонора, - смирился мужчина. – А по квартире-работе кое-что не подправите?
- Что именно? – девушка вызывающе сложила руки на груди.
- Понимаете… Может это и не модно, конечно. Просто я всегда о домике в деревне мечтал. И клубнику выращивать. Еще картины рисовать – клубничные натюрморты… Тихо так, мирно. Вечер. Клубнику собрал, Вале отдал. Она блинчиков напекла с клубникой этой. А остаток в корзиночку красиво сложила. А корзиночку на салфеточку кружевную. И сама села рядом. Сидит, улыбается. Щеки у нее розовые, груди полные. А у ног пес лохматый – Дружок, неизвестной породы, но добрый, умный – страсть. И я тут такой, с кистью и холстом – рисую всю эту идиллию.
- И? – холодно и надменно спросила девушка.
- И потом сидим мы вечером, чай пьем, - вдохновленно продолжал мужчина, - а вокруг картины висят. Мои. И сынок такой спрашивает: «А кто эти картины нарисовал? Красивые такие?» А жена - Валя, ему отвечает: «Папка твой. Сам писал. Хочешь, и тебе портрет заделает?».
- И? – спросила девушка совсем уж ледяным тоном.
- И все. Счастье.
Мужчина глянул на ее сдвинутые брови и сник.
- Какое счастье? Это? Счастье?! Вы что? С ума сошли? На что вы свою жизнь хотите потратить? На такое убожество? Я бы еще поняла ретро-стиль, когда особняк в живописной французской деревне, любовница Жюли с пуделем, картины Пикассо и виноградники. Но клубника?.. - девушка скривилась так, словно не о клубнике, а о лимонах говорила, да еще и ела их при этом. – Валя?.. Лохматый пес? Салфеточка? Кружевная? Фи! Выбросьте из головы эту безвкусицу!
- Но...
- Вот подумайте, что о вас люди скажут? А? Подумайте, сколько вы зарабатывать будете? Что за бизнес у вас картинно-клубничный? Вы сможете содержать Элеонору? А Элеоноре нужна норковая шубка и бриллиантовые сережки!
- Так Валя же…
- Мы ведь договорились: никаких Валь! И чем будете оплачивать ветеринара для Лорда?
- Какого такого Лорда?
- А вы что, собираетесь королевского дога назвать Дружком?
- Ну…
- Вот и я о том же! Счастьем должно быть идеальным. Безупречным. Иначе вы не сможете быть счастливы!
- Но почему домик в деревне нельзя? И клубнику?.. – мужчина уже чуть ли не плакал.
- Вы не доверяете нашему вкусу? У нас работают профессионалы! Самые что ни на есть популярные дизайнеры! Они знают, что вам нужно! Они сделают вас счастливым.
- Но как же так?..
Мимо к выходу шли двое: довольная покупательница и парень-консультант.
- Отличный выбор, - лучезарно улыбался продавец.
- Да! Я знаю! Я так рада! – радовалась женщина, прижимая к груди коробку. – Наконец-то счастье, как у всех! Модное, трендовое! От известного дизайнера! Квартира в центре города. Муж-менеджер. Машина…
- Вот видите, - обратила внимание девушка, - она счастлива. А все потому, что не имеет странных запросов, извращенных вкусов и верит нашим дизайнерам.
- А можно, хоть в глаза этому дизайнеру взглянуть? – спросил мужчина.
- Зачем? Никто никогда этого не делает.
- Ну, пожалуйста. Очень уж хочется.
Девушка хмыкнула, пожала плечами и, громко цокая каблучками, направилась к выходу. Мужчина пошел за ней. Он представлял себе дизайнера женоподобным молодым человеком с крашеными волосами, длинным шелковым шарфом невообразимой расцветки, одетого в рваные розовые джинсы или какие-нибудь леопардовые лосины. Но в небольшой комнатушке, куда привела его продавщица, сидел хмурый небритый тип в свитере, обычных темных джинсах. Очки на носу. Домашние тапочки на ногах. Дымящаяся кружка чая размером с небольшое ведро на столе. Он, по уши измаравшись, что-то лепил из глины. Стол был просто завален всевозможными макетами, материалами, недоделками, образками, винтиками, кусками дерева, красками, чертежами и просто неидентифицируемым мусором.
Впустив клиента, девушка захлопнула за собой дверь, оставив их с дизайнером наедине.
- Так это ты что ли, дизайнер счастья? – спросил удивленный мужчина.
- Угу, - буркнул тот, не отрываясь от работы.
- И ты значит, всю эту ерунду придумываешь?
- Какую?
- Ну, блондинок со сфинксами и ипотеки с виноградниками в нежно-бежевых тонах?
- А тебе что, не нравится?
- Нет. Я просто хочу узнать, почему Валю нельзя? И клубнику почему нельзя? А?
Дизайнер отложил в сторону кусок глины, поднял на мужчину глаза – глубокие, как омуты, странного темно-зеленого цвета.
- Ты вот скажи мне, Серега, - сказал он, неожиданно назвав мужчину по имени. – Тебе туфли кто, мать покупает? А когда покупает, на свою ногу примеряет?
- Нет, конечно. – Сергей вопросу удивился. - У нее размер тридцать восемь, а у меня - сорок три с половиной. Как она примерит?
- Ну, так то - обувь. А счастье, знаешь ли, вообще ведь сугубо индивидуальная. Даже интимная, я бы сказал. А ты как просил? «Счастья, как у всех!» Вот тебе и предлагали, как у всех.
- Но… Дизайнерское же, модное. Популярное.
- Угу. Популярное.
- И ты его разрабатываешь!
- Не, не я.
- Как? – Сергей совсем уже ничего не понимал. – А кто тогда?
- Это, популярное, на принтере штампуют. Говорят только, что от дизайнера.
- Подожди, дурят, что ли?
- Угу. А отчего же дураков не дурить?
- Я не дурак! - рассердился мужчина.
- А если не дурак, то знаешь, что слова «как у всех», «модное» и «популярное» с понятием «счастье» не сочетаются.
- А что ты тогда лепишь здесь? – Сергей указал на кусочек глины.
- Счастье.
- Чье?
- Ну не твое же! Мое счастье. Пойми, Серега, каждый сам дизайнер своего счастья. А если не можешь этого понять, тогда бери «как у всех», модное и популярное.
Он криво улыбнулся, затем поправил очки и снова с головой окунулся в свою работу.

© Владислав Скрипач

@темы: я люблю тебя, жизнь

---

Дистанция австралийс­кого марафона составляет­ 875 километров­. Маршрут проходит от Сиднея до Мельбурна, ­ и его преодолени­е обычно занимает больше 5 дней от старта до финиша. В этом забеге участвуют легкоатлет­ы мирового класса, которые специально­ тренируютс­я для этого события. В своем большинств­е, атлеты — не старше 30 лет и спонсируют­ся крупными спортивным­и брэндами, которые предоставл­яют спортсмена­м форму и кроссовки.
В 1983 году многие были в недоумении­, когда в день забега на старте появился 61-летний Клифф Янг. Сначала все думали, что он пришел посмотреть­ на старт забега, так как был одет не как все спортсмены­: в рабочий комбинезон­ и галоши поверх ботинок. Но когда Клифф подошел к столу, чтобы получить номер участника забега, то все поняли, что он намерен бежать со всеми. Когда Клифф получил номер 64 и встал на линии с другими атлетами, то съемочная бригада, делающая репортаж с места старта, решила взять у него небольшое интервью.
На Клиффа навели камеру и спросили:
— Привет! Кто ты такой и что тут делаешь?
— Я Клифф Янг. Мы разводим овец на большом пастбище недалеко от Мельбурна.
— Ты действител­ьно будешь участвоват­ь в этом забеге?
— Да.
— А у тебя есть спонсор?
— Нет.
— Тогда ты не сможешь добежать.
— Да нет, я смогу. Я вырос на ферме, где мы не могли позволить себе лошадей или машину до самого последнего­ времени: только 4 года назад я купил машину. Когда надвигался­ шторм, то я выходил загонять овец. У нас было 2000 овец, которые паслись на 2000 акрах. Иногда я ловил овец по 2-3 дня, — это было непросто, но я всегда ловил их. Я думаю, что могу участвоват­ь в забеге, ведь он всего на 2 дня длиннее и составляет­ всего 5 дней, тогда как я бегаю за овцами по 3 дня.

Когда марафон начался, то профессион­алы оставили Клиффа в его галошах далеко позади. Некоторые зрители ему сочувствов­али, а некоторые смеялись над ним, так как он даже не смог правильно стартовать­. По телевизору­ люди наблюдали за Клиффом, многие переживали­ и молились за него, чтобы он не умер на пути. Каждый профессион­ал знал, что для завершения­ дистанции потребуетс­я порядка 5 дней и для этого ежедневно необходимо­ 18 часов бежать и 6 часов спать.
Клифф Янг же не знал этого.
На следующее утро после старта люди узнали, что Клифф не спал, а продолжал бежать всю ночь, достигнув городка Mittаgong. Но, даже без остановки на сон, Клифф был далеко позади всех легкоатлет­ов, хотя и продолжал бежать, при этом успевая приветство­вать людей, стоящих вдоль трассы забега. С каждой ночью он приближалс­я к лидерам забега, и в последнюю ночь Клифф обошел всех атлетов мирового класса.
К утру последнего­ дня он был далеко впереди всех. Клифф не только пробежал супер-марафон в возрасте 61 года, не умерев на дистанции, ­ но и выиграл его, побив рекорд забега на 9 часов и стал национальн­ым героем.
Клифф Янг преодолел забег на 875 километров­ за 5 дней, 15 часов и 4 минуты. Клифф Янг не взял себе ни единого приза. Когда Клифф был награжден первым призом в $10, 000, он сказал, что не знал о существова­нии приза, что участвовал­ в забеге не ради денег, и без раздумий решил отдать деньги пяти первым легкоатлет­ам, которые прибежали после него, по $2, 000 каждому. Клифф не оставил себе ни цента, и вся Австралия просто влюбилась в него.
Многие тренирован­ные спортсмены­ знали целые методики о том, как надо бежать и сколько времени отдыхать на дистанции. Тем более, они были убеждены, что в 61 год супер-марафон пробежать невозможно­. Клифф Янг же всего этого не знал. Он даже не знал, что атлеты могут спать. Его ум был свободен от ограничива­ющих убеждений. Он просто хотел победить, представля­л перед собой убегающую овцу и пытался ее догнать. Перед такими людьми, как Клифф Янг, падают стереотипы­, и, благодаря им, люди убеждаются­, что их возможност­и находятся за пределами, ­ которые они сами себе придумываю­т. (с)

@темы: мысли в голове

---

Про дыру

Хочешь гляди, а не хочешь, так не гляди:
Я уродилась с огромной дырой в груди.
И чтоб ночами от ужаса не кричать,
Все родные решили не замечать.

Доктор, порассмотрев на стене ковры,
Через меня, сообщил мне, что нет дыры.
Мама навешала елочной мишуры.
Папа велел мне стыдиться своей хандры.

Я лила в нее кофе, несла цветы,
Чтобы как-то спасаться от пустоты.
Я вставляла туда мужчин, подруг,
Книги, идеи, работу и все вокруг.

Складывала конфеты и шоколад
Тоннами. А потом листовой салат.
Мужа, ребенка, машину, свои мечты,
Яркие безделушки, смартфон, кресты.

Позже болезни. С надеждой смотря вокруг,
Преданным взглядом, искала, ну где тот друг,
Принц, целитель, гуру или святой,
Кто мне поможет справиться с пустотой.

Сразу была готова впустить любя
Первого встречного, но не саму себя.
Будто собака голодная в конуре,
Будто бы нищенка у проходных дверей.

Стыдно подумать, что делала, где спала
С кем ночевала, что ела, о чем врала.
Как наутро, сделав приличный вид,
Всем говорила, что вовсе и не болит…

В новеньких платьях, дыхание затая,
Тайно мечтала, что я, наконец, — не я.
Красила волосы в неисправимый цвет,
Рьяно старалась нарушить любой запрет.

Годы идут, и я снова ответ ищу.
Радуюсь разному, и о больном грущу.
Рая не будет. Но кажется, будто свет
Светит мне в душу. И в ней говорит поэт.

Ну а когда недостаточно света дня,
Луч пробивается будто бы из меня.
Через мою дыру, словно в лупу дней,
Люди рядом видят себя ясней.

Сами приходят и часто благодарят.
Вечно в нее мне что-нибудь говорят.
Дети целуют краюшки пустоты,
И доверяют мне тайно свои мечты.

Кто-то (вот это истинно удивил!)
Даже признался моей пустоте в любви.
Как-то художник пришел и, разинув рот,
Мне говорил, что не видел таких пустот.

Кто-то заметил, что тихая пустота
Всех принимает о объятия. И тогда
В ней происходит чудо. И если встать,
Не шевелясь, начинает нас исцелять.

Я бы хотела сказать вам, что все ништяк,
И что дыра затянется просто так.
Но вы простите, я точно не буду врать,
Я не знаю, как мне её залатать.

Мудрые говорят, к сорока годам,
Там, на месте дыры, остается шрам.
Если погода к нам, смертным, благоволит,
То он почти не ноет и не болит.

Может быть по прошествии многих дней
Я успокоюсь и стану чуть-чуть мудрей.
Даже однажды пойму, что дыра и грусть
Точно размером с Бога. И улыбнусь.

Точно размером с душу. И, не спеша,
Я осознаю, что это и есть душа.

Аглая Датешидзе

@темы: стихи

---

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз — вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвёртый класс — то есть почти что старый. Шорты с футболкой — простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара — листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька — он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнётся, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче — ни то, ни это. Хлеб получёрствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестрёнка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде, они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, тёплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге — и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придёт в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя — с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. «Двадцать один», — бормочу сквозь сон. «Сорок», — смеётся время. Сорок — и первая седина, сорок один — в больницу. Двадцать один — я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждёт меня во дворе, кто-нибудь — на десятом. Десять — кончаю четвёртый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь — на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.(с)

@темы: я люблю тебя, жизнь

---

А потом ты всё это забудешь

#психология@mam_sovet

Ты-то глупо надеешься, что какие-то моменты проскочил, прожил, пробежал, промучился и теперь можно выдохнуть. Ведь есть же неповторимые вещи, которые вот уж точно больше ни за что, нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах.

Например, колики у новорождённого, когда до одури носишь на руках, прикладываешь нагретые пелёнки к животику, скачешь на фитболе, цедишь капли эспумизана-сабсимплекса и иже с ними.

Не выдерживаешь, вызываешь скорую — ну не может ребёнок так орать от колик, у него, как минимум, разрыв всех внутренних органов, не иначе!

Посылаешь скорую к едрене фене — они ведь констатируют всего лишь колики, а там разрыв всех внутренних органов, не иначе!

И снова носишь на руках, скачешь на фитболе, цедишь капли и… молишься. Это странно – молиться, скача на мяче, перемежая просьбы с нецензурщиной и слезами, но больше ничего не остаётся.

И вот всё позади – это уже не повторится (о втором ребёнке ты сейчас можешь думать только в страшном сне), проскочили, выдыхаем, товарищи.

Потом будут ночи, когда режутся зубки. Ты пихаешь свечки вибуркола в указанные в инструкции места, а сын извивается, орёт и выстреливает их обратно не хуже ручного пулемёта времён Великой Отечественной. Но и зубы вылезут – проскочили, промучились – и ты снова выдыхаешь.

От хождения за ручку с годовасиком заболит спина. Взорвётся грыжами и заноет протрузиями, будет плевать на массажи и корсеты, физиотерапии и лечебную физкультуру. Но скоро он пойдёт сам, и ты выпрямишься, залижешь раны и счастливо выдохнешь – пережили.

Только ты забыла, что всё в этой жизни циклично.

На смену коликам придёт случайный ротавирус, когда ты, мастерски жонглируя лекарствами одной рукой, второй вызываешь скорую. Материшься и молишься про себя, уже не удивляясь этой причудливой смеси.

А потом сын придёт и скажет, что у него, кажется, зуб качается. Ага, вот этот, нижний. Как, уже? Болит? Свечки доставать полезешь в каске, памятуя о военных действиях былых лет.

Отдельный квест – первые разы на двухколесном велосипеде, когда приходится бежать рядом, согнувшись в три погибели и держать его за сиденье, чтобы поймал равновесие. Заметьте, бежать! Это вам не идти! Это намного более яркие эмоции и незабываемые впечатления в пояснице. Свои грыжи и протрузии ты уже локализуешь лучше любого аппарата МРТ. Сходу определяешь, какой корсет надеть в следующий раз и как подобрать рёбра жесткости. Записываешься на массаж прямо в этот же вечер и чётко инструктируешь мастера, что нужно делать.

Так что – всё в этой жизни циклично. Возвращается, повторяется и ходит по кругу. А вот мы сами меняемся. Совершаем ошибки, набиваем шишки, пробуем варианты и набираемся опыта. Поэтому к следующему витку приходим уже более осознанными и подготовленными. Да, с дергающимся глазом и внушительной медкартой, но зато более осознанными. А значит – мудрыми. А значит – всё не зря.

Лёля Тарасевич

@темы: дочки-матери