Если лошадь вам говорит, что вы псих, то это так и есть.
Как была бы счастлива сейчас моя команда. Какую бурную деятельность она бы развернула.
Внутренний критик бы исходил пеной не хуже огнетушителя, кроя меня без перерывов на вдохи за то, что плохо подготовилась к апокалипсису, что не предвидела, что не предугадала, что сижу в карантине почти неделю, но еще не раскрыла учебник английского, не разучила номер, с которым не стыдно выйти на мировую сцену, не переработала всю работу на год вперед, не посадила семь розовых кустов, не, не, не. Что я бесполезна в кризис, буду бесполезна после кризиса, все по миру пойдем, чего сидишь, шей мешки для сухарей!
Внутренний нытик придумал бы тысячу сто сорок восемь вариантов фразы «Мы все умрем», перевел их на все языки мира и горланил не переставая. В красках описывая, как именно мы умрем. И картинки бы еще рисовал, не забывая горланить. Все было бы залито слезами и соплями. В них бы мы в итоге и потонули.
Внутренний котик бы лежал на диване и говорил – ну апокалипсис, ну да, и что теперь, кофе не пить? Булок не печь? Давай пока кино посмотрим. Книжку мне почитай. Носочки мне надень. Не слушай никого. Выживут толстые, мягкие, довольные. Ну или хотя бы поживут спокойно.
Внутреннему злому сержанту было бы очень хорошо. Это его час настал. Это вот этого он ждал всю свою жизнь. Он бы орал и бегал, и строил нас в шеренги по трое и четверо, и пинал отстающих, и под его предводительством мы бы и правда посадили не семь, а двести семь розовых кустов, выучили весь английский и вьетнамский в придачу просто на всякий случай, переработали всю работу и отжимались по двести раз еще до завтрака. Все. Даже котик. А завтраков бы не было, кстати, потому что экономия, режим и вы что, ленивые твари, собрались жить вечно?
Но никого нет. Совсем никого. Холмики давно сровнялись с землей. Так что я сама себе за всех – по расписанию ною и хнычу, по расписанию пью кофе, не менее пяти минут в день ругаю себя, не выбирая выражений, и даже строюсь иногда в шеренгу, и через полчаса у меня тренировка, и сержантская фляжка всегда под рукой. Татьяна Суслова
Внутренний критик бы исходил пеной не хуже огнетушителя, кроя меня без перерывов на вдохи за то, что плохо подготовилась к апокалипсису, что не предвидела, что не предугадала, что сижу в карантине почти неделю, но еще не раскрыла учебник английского, не разучила номер, с которым не стыдно выйти на мировую сцену, не переработала всю работу на год вперед, не посадила семь розовых кустов, не, не, не. Что я бесполезна в кризис, буду бесполезна после кризиса, все по миру пойдем, чего сидишь, шей мешки для сухарей!
Внутренний нытик придумал бы тысячу сто сорок восемь вариантов фразы «Мы все умрем», перевел их на все языки мира и горланил не переставая. В красках описывая, как именно мы умрем. И картинки бы еще рисовал, не забывая горланить. Все было бы залито слезами и соплями. В них бы мы в итоге и потонули.
Внутренний котик бы лежал на диване и говорил – ну апокалипсис, ну да, и что теперь, кофе не пить? Булок не печь? Давай пока кино посмотрим. Книжку мне почитай. Носочки мне надень. Не слушай никого. Выживут толстые, мягкие, довольные. Ну или хотя бы поживут спокойно.
Внутреннему злому сержанту было бы очень хорошо. Это его час настал. Это вот этого он ждал всю свою жизнь. Он бы орал и бегал, и строил нас в шеренги по трое и четверо, и пинал отстающих, и под его предводительством мы бы и правда посадили не семь, а двести семь розовых кустов, выучили весь английский и вьетнамский в придачу просто на всякий случай, переработали всю работу и отжимались по двести раз еще до завтрака. Все. Даже котик. А завтраков бы не было, кстати, потому что экономия, режим и вы что, ленивые твари, собрались жить вечно?
Но никого нет. Совсем никого. Холмики давно сровнялись с землей. Так что я сама себе за всех – по расписанию ною и хнычу, по расписанию пью кофе, не менее пяти минут в день ругаю себя, не выбирая выражений, и даже строюсь иногда в шеренгу, и через полчаса у меня тренировка, и сержантская фляжка всегда под рукой. Татьяна Суслова